Суворов

Но под этой оригинальною оболочкой таились дарования великого военного гения. Суворов умел заставить солдат боготворить себя и бояться. Он был меч России, бич турок и поляков. Жестокий порывами, бесстрашный по натуре, он мог невозмутимо спокойно видеть потоки крови, пожарища разгромленных городов, запустение истребленных нив. Это была копия Аттилы с его суеверием, верою в колдовство, в предвещания, в таинственное влияние светил. Словом, Суворов имел в себе все слабости народа и высокие качества героев.

Предоставившись почтить меня своим приветствием, он явился в довольно простой одежде, хотя весь в орденах, с расстегнутой грудью и без парика. А между тем этот наряд слыл у него самым парадным, в который он облекся в знак особенной передо мною вежливости. Но я мало обращал внимания на подобные мелочи и только наблюдал характер этого необыкновенного человека, который, отправляясь на борьбу с искуснейшими генералами Французской республики, дерзал говорить: "Бог в наказание за грехи мои послал Бонапарта в Египет, чтобы не дать мне славы победить его".

Как только я узнал о прибытии Суворова, то задался мыслью приобресть его приязнь и показать ему в приеме моем высокое уважение. Когда мне о нем доложили, я вышел из кабинета к нему навстречу. Суворов с своей стороны преклонился передо мною почти до земли, потом поцеловал мне руку и полу платья, по русскому обычаю… Высказав ему несколько приветственных слов относительно военных его подвигов, я промолвил, что глубоко сожалею о невозможности моей разделять с ним боевые опасности победы, в которой я совершенно уверен.

— Уповаю на то, — отвечал он, — с помощию Божией и Святого Николая Угодника.

— Господин Фельдмаршал, — сказал я, — ваша шпага есть орудие кары, которое направляет само Провидение на погибель врагам ваших государей.

— Надеюсь, Ваше Величество, сжечь немного пороха, чтоб выгнать неприятеля из Италии, и прошу вас, Государь, дозволить мне назначить свидание с вами во Франции в будущем году.

Признаться ли мне здесь, что такая уверенность в себе Суворова была для меня несколько прискорбна? В сердце моем болезненно отдавалась эта высокомерная самонадеянность, не допускавшая никакого сомнения в торжестве над французами!

Вот так-то всякое обстоятельство в моей изгнаннической жизни усугубляло ее горечь…

Однако я поостерегся обнаружить это чувство перед фельдмаршалом и снова воздал хвалы заслуженной им славе. Он поддержал разговор с ловкостью бывалого придворного и, наконец, откланялся, пробыв со мною около часа, который прошел для меня незаметно быстро. Проходя через залу моих телохранителей, он опять заговорил о близком вступлении своем во Францию, закончив возгласом: "Честь и защита верным слугам королевским и смерть якобинцам!"».

Россия в помощь изгнаннику посылает войска под командованием своего лучшего полководца, который свободно говорит с ним на его родном языке (с немцем он говорил бы по-немецки), а тот именует его «полудиким героем», суеверным поклонником колдовства, сравнивает с Аттилой, имя которого давно стало для европейцев синонимом безграничной и бессмысленной жестокости. Даже при описании внешности и манер героя, с которым политики связывали единственную надежду на успех в великом деле восстановления европейского равновесия (а заодно и на реставрацию во Франции), Людовик почти дословно повторяет антирусский памфлет Шарля Массона.

Уроженец Женевы, Массой приехал в Россию в 1786 году, сначала преподавал в кадетском корпусе, затем был взят учителем и гувернером к сыновьям вице-президента Военной коллегии графа Н.И. Салтыкова, который занимался воспитанием внуков Екатерины. Опытный в придворных интригах Салтыков решил пристроить своего человека к любимому внуку государыни, и по его рекомендации Массой стал секретарем великого князя Александра. Француз женился на баронессе Розен, обладавшей обширными связями, получил чин майора и был принят в высшем свете. Не чуждый поэзии, он написал восторженный стихотворный панегирик в честь внуков Екатерины. Неожиданно карьера Массона прервалась — новый император Павел выслал его из страны как шпиона.

Европейскую известность бывшему майору российской службы принесли не его верноподданнические стихи. В 1800 году одновременно в Амстердаме и Париже были изданы на французском языке «Секретные записки о России» без указания имени автора, которым был Массой. О скандальном успехе «Записок», неоднократно издававшихся и переводившихся, красноречиво свидетельствует тот факт, что император Наполеон, вообще-то не жаловавший русских, после Тильзитского мира запретил их продажу.