Суворов. Чудо-богатырь

— Генерал, неужели вы решитесь на столь жестокий поступок, — с мольбою в голосе говорила герцогиня Элеонора по уходе Вольского. — Ведь вы сами не верите тому, что этот несчастный юноша шпион.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, герцогиня, — отвечал Моро холодно и, откланявшись дамам, удалился.

— Если с этим молодым человеком случится несчастье — ты сама в том будешь виновата. Зачем раздражать Моро? Теперь он расстреляет этого русского только для того, чтобы отомстить тебе, — сказала маркиза Турхано племяннице.

— Посмотрим, — энергично отвечала молодая девушка и вышла из зала.

Дежурный офицер, уведя пленника из зала, потребовал от кастеляна замка, чтобы тот отвел ему помещение для арестантов.

Старик кастелян длинными коридорами повел офицера и пленников в противоположный конец замка.

— Лучшего места, чем здесь, — указал он рукою на массивную железную дверь, — не найти для арестантов во всей Италии. Отсюда никто, никогда не уходил.

С этими словами он отпер тяжелую дверь. Сыростью пахнуло из темного отверстия, казавшегося могилою, и, действительно, комната, в которую ввел кастелян офицера и его пленников, была похожа на склеп: в ней не было ни одного окна, пол и стены были выложены железными, заржавевшими от времени плитами, уйти отсюда было положительно невозможно.

— Ты прав, старик, не только в Италии, но и во Франции лучшей тюрьмы не придумать, покойной ночи товарищ, — обратился он к Вольскому, — жаль, что нам пришлось встретиться не на ратном поле, а в этой скверной дыре, ну да я фаталист и верю в предопределение, хотя мы и упразднили религию, тем не менее во мне осталось еще кое-что и я верю в книгу судеб… Очевидно, ваша участь в ней записана. Как добрый христианин, подчинитесь воле провидения и спите спокойно.

Цинизмом отдавало от слов полупьяного француза. Вольский посмотрел на него с презрением.

— Недолго вам осталось бесчинствовать, скоро от вашей безбожной республики не останется камня на камне. Вы сделали свое дело, а теперь убирайтесь вон.

Француз вышел с проклятиями.

— Посмотрим, что ты запоешь завтра, — бормотал он себе под нос.

— Синьор, не тужите, — обратился старик Джиованни к Вольскому, — не смотрите на то, что эта комната сплошь из железа. Старик кастелян недаром привел нас сюда. Он верный слуга своей госпожи и так же любит французов, как и она. Уходя, он взглянул на меня так, как бы хотел сказать: не беспокойся, долго здесь не засидишься… Ты как думаешь, Паоло? — обратился он к товарищу.

— Думаю, что старый Франц нас не выдаст. Недаром он расхваливал так нашу тюрьму.

Вольский тяжело вздохнул, слушая утешения своих товарищей по заключению. Что мог сделать старик? У дверей стоит караул, замок переполнен французами… Если бы ему и удалось освободиться из этой мышеловки, как он выедет из замка? Нет, видно, француз был прав, говоря о предопределении… Не думал он, что ему придется так рано погибнуть, и притом позорной смертью, смертью шпиона. Осматриваясь по сторонам, он каждый раз убеждался, что нет нигде ни окна, ни отверстия, которое сулило бы возможность побега. Комната, освещаемая тусклым светом фонаря, была погружена во мрак. Взяв фонарь в руки, Вольский начал ходить с ним вдоль стен, внимательно их осматривая. В самом отдаленном углу комнаты он увидел массивное бронзовое распятие, вделанное в стену, которое не замечал до сих пор. Поставив фонарь на пол и упав перед распятием на колени, начал он горячо молиться. По мере того как он молился, бодрость духа к нему возвращалась, а вместе с нею и надежда, что еще не все погибло, что, быть может, спасение возможно, недаром же старики итальянцы так твердо в него верят. Совершенно успокоенный встал юноша с колен. «Вы не пленник, а мой гость», — вспомнил он слова прекрасной хозяйки замка. Вспомнил он во всех мелочах происходившее в зале, вспомнил он, как красавица герцогиня клялась памятью своих предков не допустить его смерти, и окончательно воспрял духом. «О, еще мы с вами встретимся, генерал, в поле и тогда сведем счеты», — рассуждал он с запальчивостью молодости, а образ прекрасной герцогини Элеоноры неотступно стоял у него перед глазами и скоро завладел всеми его помыслами. Со свойственной юности беспечностью забыл он об угрожающей ему опасности, и все его помыслы неслись к чудной красавице…

Оставшись наедине со своим адъютантом, Моро отдал ему приказание строго следить за прислугою замка.

— От этой сумасбродки, герцогини Элеоноры, всего можно ожидать, — сказал он, — я уверен, что она примет все меры к тому, чтобы освободить русского.

— В этом отношении можете быть покойны, генерал, — отвечал адъютант, — старый кастелян замка, по-видимому, не разделяет симпатий своей госпожи и отвел для пленника такую келью, какой и в Бастилии не было. Бежать из нее положительно невозможно, так как в нее ведет одна только дверь, у входа в которую Бертоло поусердствовал поставить шесть человек, в железных же ставнях тюрьмы нет не только какого окна, но даже нет ни малейшего отверстия для воздуха. Только итальянская жестокость могла изобрести подобную тюрьму.