— Вы спасаете черепах?
Я отвожу взгляд в сторону и говорю:
— Да, и не стоит сосать что-то во время разговора с коллегами — это показывает слабость.
— Ааа. — Она кивает, а затем шепчет: — Это говорит о том, что Вы не готовы прихлебывать, это мне абсолютно понятно. И знаете что, люди? Рэт Тревор Уэстин не пресмыкается.
Она ударяет ребром ладони по столешнице бара, но затем откидывается назад и снова натягивает на лицо фальшивую улыбку.
Какого хрена, мне теперь делать с этой девушкой?
А еще… она права. Я ни перед кем не пресмыкаюсь.
И… мое второе имя не Тревор.
— Знаете, наблюдать за тем, как Вы общаетесь с людьми, — восхитительное зрелище.
Мы сидим за столиком в сторонке и поглощаем закуски, которые Чарли собрала для нас, пока я заканчивал разговор с китайским высокопоставленным лицом. На самом деле закусок очень много.
Она словно официантка оббежала все столы с едой и наполнила для нас огромный поднос. Я благодарен, потому что умираю от голода после многочисленных бесед, которые мне довелось вести. Благотворительная сторона бизнеса — это моя основа, моё детище, то, что меня волнует больше всего: помощь детям. Больным, бедным, недооцененным. Если ребенку нужна помощь, я хочу быть тем, кто окажет её. Именно ради них я хожу на эти мероприятия, чтобы собрать больше денег, пожертвований, людей, которые будут спонсировать мой фонд. Если бы не дети, я бы сидел дома, засунув одну руку в штаны, с пивом в другой — ага, парень из братства.
— Врешь? — спрашиваю я, целиком запихивая в рот тартар из тунца.
— Нет, я бы не стала врать насчет этого. У Вас отлично получается. Очень гладко. Вам ни разу не понадобилась моя помощь. Немного грустно, что я не смогла почесать грудь.
— Да, это ужасно.
Она игриво толкает меня ногой под столом.
— Гляньте-ка, как Вы расслабились. Снимаете броню во время светских мероприятий?
— Просто немного раскрепощаюсь.
Ее глаза загораются, и, черт возьми, я чувствую, что хочу ответить ей взаимностью.
Видя, как она счастлива, радуется моей реакции, у меня тянет в паху, и мне хочется сделать гораздо больше, чтобы продолжать наслаждаться ее реакцией.
— Я знала, что под непроницаемой деловой внешностью скрывается светлая сторона.
— Не ищи во мне свет. Его мало и он запрятан очень глубоко.
— Почему? — спрашивает она, наклоняя голову, и ее волосы рассыпались по обнаженным плечам. — В офисе постоянно говорят, какой Вы хороший, замечательный человек, но я чувствую, что Вы скрываете это от меня. Почему?
— Я ничего не скрываю, просто выполняю работу. Люди, которые работают на меня, в другом качестве, должны знать, что есть кто-то, кто наблюдает за ними. У нас с тобой другие отношения. Ты работаешь непосредственно на меня, поэтому мы работаем, а не играем.
— Что ж… в этом есть смысл. Печально. Время от времени мы можем веселиться.
— Ты можешь, — говорю я, делая глоток своего напитка. — У тебя есть время для танцев и медитации, но я буду работать. Я всегда отдаю предпочтение работе.
— Это меня огорчает. Вам тоже нужно веселиться, мистер Уэстин.
— В свободное от работы время я развлекаюсь, но в офисе, в пример своим сотрудникам, я не отвлекаюсь от дел, потому что многие зависят от меня. Я не могу терять концентрацию. Однажды я это сделал. Больше не буду.
Чарли молчит и берет кокосовую креветку
— Интересно, у всех этих людей такой же склад ума, как у Вас? Работа. Работа. Работа. Если да, то это довольно удручающее зрелище — смотреть на всех этих прекрасно одетых людей, осознающих, что если откинуть их дизайнерские платья и смокинги, сшитые на заказ, то внутри у них мрак.
Я тоже оглядываю помещение, вижу людей в другом свете и не могу отделаться от мысли, что Чарли на самом деле права. Уверен, что если бы с этих людей содрали кожу, то вместо бьющегося красного органа было бы сморщенное черное сердце.
По крайней мере, я не бездушный, это всего-навсего ширма. Но это ей знать необязательно.
— Если Вы все время работаете, как же веселитесь?