Свадьба Берсерка

Была в ее словах доля правды, от которой Забава отвернуться не могла. Отец ее служил дружинником у прежнего князя — и полег вместе с ним, когда тот пошел против Рюрика.

Осталась от него одна избенка, одна коровенка и кое-какая утварь. Богатства отец не нажил — из простых был. Не как дядька Кимрята, что ходил в помощниках у ладожского воеводы, оставленного тогда присматривать за городищем — и склонившего голову перед Рюриком, когда тот подступил к воротам.

Избенку их потом снесли, и на ее месте поставил себе дом другой человек. Не приди за ней дядька Кимрята, от которого она и узнала о смерти отца, да не уведи за руку — неизвестно, что с ней было бы. Может, из милости взяла бы к себе соседка, что приглядывала за Забавой, когда отца не было дома.

А может, и нет. В неурожайный год простым людям на своих детей еды не хватало, не то что на чужих.

Она, конечно, свой хлеб отрабатывала, всю работу по дому делала, побои терпела. Знала, что из милости кормят. И надеялась, что замуж когда-нибудь отдадут, в память о родстве…

Вот только Забава уже попросила Харальда пощадить Красаву — а прислушается ли он к ее просьбе, не знала.

Оставалось последнее, что следовало узнать. И она спросила:

— Зачем ты все это подстроила, Красава?

— Сама не знаю, что на меня нашло, Забавушка, — всхлипнув, ответила та. Зачем-то метнула взгляд на рабынь, стоявших в углу. — С испугу все, по глупости.

— Такое с испугу не говорят, — возразила Забава. — По глупости — да, а вот с испугу…

Сестра заголосила:

— В голове все помутилось. Как подумала, что со мной будет, когда ты женой ярла станешь. Ведь продали бы. Ты бы меня рядом не потерпела.

Дверь вдруг приоткрылась, и Забава обернулась. В опочивальню заглядывал встревоженный стражник.

Она кивнула, с трудом ему улыбнулась, и дверь закрылась. Потом возразила сестре:

— Потерпела бы. Хотя…

Ей вдруг пришла в голову другая мысль, о том, о чем раньше почему-то не подумалось. Как-то все одно к одному пришлось — и радость ее заполошная, когда узнала о свадьбе, и глупость Красавина, после которой она сестру жалеть начала…

— Может, будет лучше, если тебя все-таки продадут, Красава, — медленно выговорила Забава. — Хоть тут не останешься.

Красава поползла по полу, потянулась руками к ее подолу.

— Забавушка, не выдай. Оборони. Скажи ярлу, чтобы простил и тут оставил.

— Да я его уже попросила за тебя, — Забава отступила еще на шаг, но тут наткнулась на бабку Маленю и подол от Красавиных рук не уберегла. — Послушай, Красава. Тебе об этом никто не сказал, а сама ты языка не знаешь. Ярл Харальд своих баб лютой смертью казнит. Не сразу, конечно, а потом, когда уже поживет с ними. Может, тебя все-таки не накажут, а лишь продадут. Но для тебя это к добру. Значит, еще поживешь.

— Врешь, — всхлипывая, просипела Красава. — Будь так, ты такой радостной не ходила бы. Вон, глаза какие довольные.

— Бабушка Маленя, да хоть ты ей скажи…

— Правду она тебе говорит, — важно подтвердила бабка. — Я у ярла пять лет прожила, в его доме, в Хааленсваге. Уж сколько там девок перебывало. И каждую он сам убил, своими собственными руками. Сама подумай — по годам он уже взрослый мужик, а все не женат, живет с рабынями. Да будь все иначе, женился бы давным-давно. И не на простой девахе, а на дочке какого-нибудь чужанского ярла.

— Врешь, — уже уверенней просипела сквозь слезы Красава. — Только зачем? Я тебе, Забава, теперь не соперница. Он со мной побыл, сгубил красу девичью… да и прогнал взашей. По твоему хотению, небось…

И Забава вдруг почувствовала, что тут ничего не поделаешь. Не убедишь Красаву, никак.

Что-то словно надломилось у нее внутри.

Зря я все это затеяла, с грустью подумала она. И право распоряжаться в женском доме зря у Харальда попросила. Здешним бабам пока ничем не помочь, а Красава верит лишь в то, во что хочет верить.

Худосочная рабыня, вжавшаяся в угол опочивальни, вдруг закашлялась. И невнятно спросила — но не по-чужански, а на родном наречии:

— Ярл правда все знает?

— Знает, — тут же подтвердила высунувшаяся из-за спины у Забавы бабка Маленя. — А ты из наших? Кашель твой ночью я слышала, но саму еще не видела…

Дверь скрипнула, в крохотную опочиваленку неожиданно вошла Рагнхильд. Оглядела всех изумленно, что-то сказала.

— Говорит, тебе, невесте и хозяйке, ни к чему пачкаться с грязными рабынями, — перевела Маленя. — Если позволишь, она сама выяснит все.

Может, Забава и послушалась бы. Просто потому, что уже спросила все, что хотела. И говорить с Красавой больше было не о чем.

Но худосочная рабыня, стоявшая напротив, у дальней стены, почему-то втянула голову в плечи, завидев Рагнхильд. Посмотрела застывшим взглядом…

Было в этом нечто, знакомое Забаве еще по прежней ее жизни. И она, задавив легкую дрожь, прозвучавшую в голосе в самом начале, ответила:

— Скажи, что я сама все выяснила. И что ей тоже нет нужды пачкаться с рабынями.

Улыбка Рагнхильд погасла. Она что-то сказала, глянула повелительно на бабку.

— Говорит, ярл Харальд будет недоволен, — пробормотала Маленя. — А рабыня, что кашляет, может тебя заразить. Тебе лучше уйти.