Свадьба палочек

Но потом послышалось это и звучало оно громче, чем что-либо. Мое сердце. Гулкое, оглушительное биение моего сердца заполонило все пространство вокруг меня. Я могла только стоять и слушать в ужасе. Хуже всего было отсутствие четкого ритма. Бум-бум-бум, потом ничего в течение нескольких секунд. Вот оно снова начало биться, остановилось, застучало, и все это без всякой системы, нечетко и нерегулярно. Оно билось, когда и как хотело. А потом останавливалось. У него без конца менялось настроение. И оно делало что хотело. Но это было мое сердце, которое должно было работать без малейших перебоев.

Я знала, что слышу биение именно моего сердца, потому что всю жизнь страдала аритмией. Несколько лет тому назад все стало так серьезно, что мне пришлось провести целый день в больнице, где меня тщательно обследовали и сняли двадцатичетырехчасовую кардиограмму. Самый громкий звук, какой я когда-либо слышала, то и дело прекращался и возобновлялся, без всякой системы, без какого бы то ни было ритма. Может быть, он раздастся снова. А может, и нет.

— Миранда! Что это с тобой?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать внимание на ее голосе и лице. Франсес стояла на лестнице несколькими ступенями выше меня. На ней был красный халат и такого же цвета домашние тапочки, отчего ее бледная как снег кожа светилась в полумраке подъезда.

— Что случилось, дорогая?

Ее голос вывел меня из ступора. Я попыталась ответить, но язык мне не повиновался. Она медленно спустилась ко мне. Подойдя вплотную, она ухватила меня под локоть.

— Я сидела у окна и видела, как ты появилась. Ждала звонка в дверь и уже стала беспокоиться.

Она помогла мне преодолеть оставшиеся ступени. Без ее помощи я вряд ли бы с этим справилась.

— Это я во всем виновата.

— Не выдумывайте, Франсес. Если только все это не ваших рук дело. — Я старалась говорить шутя, но в голосе моем невольно проскальзывали нотки жалости к себе.

— Ты не понимаешь. Все гораздо сложнее, чем тебе кажется. — Она расхаживала взад-вперед по гостиной.

Я как раз закончила свою историю. С того момента, когда я увидела на улице призрак Джеймса Стилмана, до той минуты, как услыхала на лестнице все эти немыслимые звуки. Стоило мне начать, и все вырвалось на свободу, словно дикое животное, долго томившееся в клетке. Рассказав обо всех странных происшествиях последнего времени, я почувствовала себя лучше.

Франсес выслушала меня молча и заговорила только после продолжительной паузы:

— Я знала, что ты беременна, в тот день, когда мы ездили в Крейнс-Вью. Не знаю, помнишь ли ты, как я остановилась на веранде моего дома и сказала, что хочу побыть одна, а вы оба вошли внутрь.

— Помню. Хью обратил на это внимание.

— Я не хотела, чтобы вы видели мое лицо. По нему можно было обо всем догадаться. Вот тогда я уже знала.

— Но как, Франсес? Вы разве медиум? Она покачала головой.

— Нет, но когда я в молодости жила в Румынии, то встретилась с этими людьми… Шумда нас познакомил, и они кое-чему меня научили. Тогда-то я и допустила величайшую свою ошибку: они хотели, чтобы я узнала гораздо больше, а мне это было неинтересно. Ужас. Ужас как глупо. Шумда был румын. Вырос в деревне, а для тамошних деревенских жителей практическая магия — это вовсе не из ряда вон. Да такие вещи вообще-то и не должны быть чем-то из ряда вон. Они для нас такие, потому что мы слишком уж умные, слишком уж скептики и считаем себя выше всех этих примитивных фокусов-покусов. Но иной мир есть, Миранда. Большинство из нас отказывается это признать, потому что боится. Это угрожает нашей уверенности в себе. Но оно все равно никуда не исчезает. Дай-ка я тебе прочту кое-что. — Она подошла к столу и выбрала одну из многочисленных тетрадей, которые лежали у нее повсюду. Она называла их дневниками и исписывала их своими мыслями и понравившимися ей цитатами из книг, которые она прочла. Полистав тетрадь, она кивнула: — Вот, послушай: «Возможно, столкнувшись с пришедшим не отсюда, я буду делать всякие глупости; быть может, этот невидимый мир полон бесов и его следует ликвидировать. Я не могу знать того, чего не вижу; я боюсь того, чего не знаю; я ненавижу то, чего боюсь; я хочу уничтожить то, что ненавижу».

— Но я-то во все это верю. И всегда верила. Просто никогда до сих пор не сталкивалась с этим. Неужели вы и в самом деле уже тогда знали, что я беременна? Каким образом?

— По твоему запаху. И по цвету кончиков твоих пальцев.

— Чем пахнет от беременных женщин?

— Надеждой.

Я улыбнулась. На душе у меня просветлело.

— Разве можно почуять надежду? Она кивнула.

— Если знаешь как.

— А что с кончиками пальцев?

— Посмотри на них.

Я поднесла к глазам левую руку, но поначалу ничего не увидела. Потом у меня перехватило дыхание. Кончики моих пальцев стали менять цвет — теперь у них был цвет облаков в небесах. Словно свежий ветер гнал по небу перистые облачка — белые, пурпурные и красно-оранжевые. Они стремительно двигались по подушечкам моих пальцев. Цвета штормов, солнечных закатов, раннего утра. Они все вместе пролетали теперь перед моими глазами.