Мы миновали еще две двери, и в следующей палате я не без испуга увидела маленькую черную собачку, сидевшую в одиночестве на аккуратно застланной постели. В комнате, кроме нее, как будто никого не было. Я не могла удержаться — прикоснулась к рукаву Маккейба и показала на собаку. Увидев собачку, он остановился и пригляделся внимательнее.
— Что за чертовщина?
Собака увидела нас и зевнула. Маккейб подошел к дверному проему и уставился на маленькую табличку с именем пациента.
— Фредерик Даффек. Даффек — это что, порода собак? Фредерик, где твой хозяин?
— Здесь. — Из-за распахнутой двери появился гигант средних лет, с совершенно лысой головой, кожа на которой сияла, словно намасленная. Одет он был в пижаму цвета старой слоновой кости. Маккейб нисколько не растерялся.
— Здравствуйте. Увидел вашу собаку на кровати и подумал было…
Мужчина положил свою огромную ладонь на грудь Маккейба, вытолкнул его в коридор и захлопнул дверь прямо у него перед носом. Фрэнни довольно посмотрел на меня.
— Просто хер знает что. Настоящий дурдом, а? Этот тип какой-то блаженный. Может, собака входит в его курс терапии?
— Может, поищем номер десять — шестьдесят три? Но прежде чем попасть в палату Франсес, мы увидели еще одну сценку, которая запечатлелась в моей памяти. Все двери дальше по коридору были закрыты, кроме одной, соседней с номером 1063. Она была распахнута настежь.
В комнате находилась молодая женщина. Она стояла к нам спиной. На ней был мешковатый черный спортивный костюм, и ноги она широко расставила, отчего становилась похожей на перевернутую букву «Y». Перед ней на полулежал огромный камень серо-синего цвета, яйцевидной формы, с шероховатой поверхностью. Зрелище само по себе было странным. А уж в этом тихом, неприветливом заведении оно казалось чудовищно неуместным.
Она трижды коротко и шумно выдохнула — уф-уф-уф, — наклонилась и жестом тренированного силового гимнаста подняла камень себе на живот. Потом, снова сделав три таких же выдоха, опустила его на пол. Пауза, потом три выдоха, и камень снова поднимается вверх.
— Господи Иисусе! — прошептал Маккейб. Камень в этот момент находился почти у самого пола.
Выпустив его из рук, женщина обернулась. Она была очень красива.
— Доктор Забалино? — У нее была чудесная улыбка, которая погасла, едва только она нас увидела. — Здравствуйте. А я подумала, это мой врач.
Маккейб вошел в комнату и заглянул за дверь — нет ли там кого-нибудь.
— Почему вы поднимаете этот камень? В больничной палате? Это вам не повредит?
— Это часть моей медитации.
—
Женщина подбоченилась и нахмурилась.
— Простите, кто вы такие?
Маккейб подошел к ней вплотную и заговорил очень быстро, словно чтобы не дать ей вставить ни слова.
— Мы приехали к вашей соседке, Франсес Хэтч. Не возражаете, если я тоже попробую, пока мы не ушли? — Наклонившись, он обхватил камень и попытался рывком приподнять. Глаза его расширились, он торопливо произнес: — И сколько же эта штука весит?!
— Семьдесят кило.
— Сто пятьдесят фунтов! И вы так запросто ее поднимаете и опускаете? Как это вам удается?
Поймав его взгляд, я жестом показала, что ухожу. Женщина попросила меня закрыть дверь. Палата Франсес была всего в нескольких шагах. Я подошла к двери и взялась за ручку, но тут кто-то вблизи сказал: «Тсс!» — и я повернула голову.
Сын Хью и Шарлотты стоял в дверном проеме на другой стороне коридора. На мальчике были те же самые полосатые плавки, в которых я видела его на экране телевизора. Ноги у него были босы. Хуже того, вокруг его ступней образовалось по небольшой лужице. Как будто он только что вышел из воды.
Я невольно взглянула на его ладони — нет ли у него при себе еще одного камня.
— Я никуда не уйду.
Голос у него был детский, и в нем звучала вся та бесконечная жестокость, на какую бывают способны только дети. Вы это помните? Помните жуткое чувство панического страха перед кем-нибудь из одноклассников, кто вас преследует и донимает, страха, пронизывающего вас до мозга костей? Вы знаете, что бессильны против него, потому что он сильнее или красивее (или сильнее