Свадьбы — не будет!

Серафима не понимала, но страдальчески скривившись, снова задумалась, перебирая в уме один вариант за другим — и отбрасывая. Вот если бы проблему можно было решить мечом, или хитростью, или украв у кого-нибудь что-нибудь, или уговорив, но магия…

— А если палец с кольцом отрубить? — сочувственно предложил свежую идею конунг.

— А поможет? — встрепенулась и практично поинтересовалась Сенька.

— Плотно сидит, зараза, — покачал головой волшебник. — Как бы не вместе с кистью пришлось…

Лекарь рванулся и замер, переводя потерянный взгляд с Эссельте на друзей.

— Но… это не чары! Я уверен! Я правда люблю… люблю…

— Кого? — напряженно подалась вперед принцесса.

Он опустил голову, и черные спутанные волосы закрыли осунувшееся лицо.

— Ханну, — еле слышно прошептал гвентянин. — И хочу на ней жениться больше всего на свете. Я не понимаю, что со мной происходит… и правда ли то, что она меня околдовала… или опоила зельем… но… Я не могу думать ни о чем другом. Я должен на ней жениться — завтра, самое позднее. Если свадьбы не будет — я умру. Я чувствую это… Хотя нет, не чувствую… Знаю. Как знаю, что умру, если перестану дышать…

— Что с ним? — страдальчески расширились глаза принцессы. — Бредит?

Агафон угрюмо поджал губы.

— Да нет… Похоже, заклинание с заданной точкой разрушения объекта в случае невыполнения какого-то условия. Гадкая штука…

Руки Эссельте метнулись к губам, приглушая вскрик.

— То есть, — качая головой, точно не веря услышанному, медленно проговорил Олаф, — он действительно умрет, если не женится на этой молочнице?

Волшебник молча кивнул.

— А может, Адалет придумает, что делать? — первым нарушил болезненную тишину и высказал носившуюся в воздухе идею Масдай.

* * *

— Я — боевой маг, а это — бытовые чары. Узкоспециализированная отрасль магии, — хмуро буркнул старик.

Агафон победно усмехнулся, но под взглядами друзей стушевался и пожал плечами: «Я же вам говорил…»

Группа захвата и группа обольщения, как они назвали себя в начале операции, а также Эссельте и Иванушка собрались на военный совет на втором этаже деревенского дома собраний в комнате, отведенной почетным гостям — калифу Шатт-аль-Шейха, его придворному магу и менестрелю[8]. Друстан, контрабандой протащенный через окно с Масдая, присутствовал тоже — то ли пленником, то ли приглашенной звездой. Ахмет, взъерошенный и возмущенный, как мартовский кот, облитый водой за свои песни, расхаживал из угла в угол и пылко жестикулировал:

— Это не девушка! Это окаменевшая сосулька! Дочь уснувшей медузы! Племянница пересушенной фиги без масла! После наших с Кирианом усилий я получил тридцать предложений руки и сердца в течение тридцати минут — а она даже не посмотрела в мою сторону как следует! Не улыбнулась ни разу! Сидела как кукла — только глазами хлопала да головой кивала!

— Словно пыльным мешком из-за угла пристукнутая, — подтвердил бард.

— Вы не смеете о ней так говорить, вы, не стоящие и мизинца ее! Ханна — скромная, задумчивая девушка, непревзойденный образец кротости и благонравия, и равной ей на Белом Свете не найти и за сто лет! — взвился Друстан, сжимая кулаки — и конунг едва успел перехватить разбушевавшегося лекаря.

Кириан в ответ презрительно скривился, Эссельте побагровела, а калиф, сердито топорща усы, провещал:

— Если этот ветреный постулат… эскалоп… эскулап… получит ее в жены — так ему и надо!

Расположившаяся на кровати с Масдаем Сенька подалась вперед, задумчиво подперла подбородок ладонью и нахмурилась.

— Сосулька уснувшая? Мать сушеной медузы, говорите?.. А может, ее тоже… того? В смысле, этого? Приворожили?

— А ее-то зачем? — яростно фыркнула Эссельте, искренне не понимая, как можно абсолютно добровольно не хотеть выйти замуж за Друстана.

— Она бросила своего парня в тот вечер, когда познакомилась с Друстаном, — мягко напомнил Иванушка.

— Это естественно, — выдавила гвентянка, и взор ее, в который раз за десять минут, невольно устремился на лекаря.

Он переминался с ноги на ногу ссутулившись, с отсутствующим видом, глядя расфокусированным взглядом куда-то в бесконечность — жалкая тень полного скрытого огня и дерзания поэта, которого она полюбила — и сердце принцессы сжалось в мучительном спазме. Стоять рядом — и не уметь помочь, быть готовой отдать жизнь или идти пешком на край Белого Света чтобы добыть то, не знаю что, где и у кого — и знать, что это бесполезно… Большей пытки она не могла себе представить, даже когда думала, что он действительно ей изменил. Горячие злые слезы ярости, бессилия и нежности навернулись ей на глаза, и Эссельте метнулась за спину отряга, пряча лицо в ладонях.

Друстан проводил ее взглядом, тронутым слабой тревогой, но когда она скрылась из виду, отвернулся и уставился в пол.

— Это не более естественно, чем его внезапная влюбленность! — не унималась тем временем царевна. — Не верю я в такие совпадения — хоть тресни!

Треснуть Серафиму никто не осмелился, если даже и рассматривал такую возможность хоть сколько-нибудь серьезно, но возразить желающие нашлись.