Свадьбы

— Буду, Георгий. Когда венчаться-то, где?

— А теперь вот. У отца Варлаама в пещерке. Он там Фирузу крестит. Окрестит, а тогда уж и под венец.

— Осип, атаман, знает?

— Знает.

Развернулись, поползли. Георгий полз первым. Остановился.

— Для Фирузы это. Боится, коли кого из нас убьют… боится на том свете в разлуке вечной быть… Тяжко ей, бедной. Отца на глазах — в куски.

Помолчали. Поползли.

У пещерки отца Варлаама было тесно, но их пропускали, похлопывали по плечам.

— Живем, Георгий!

— Живем, — отвечал парень.

— Коли мы и под землей о будущем думаем, о любви, о детях, значит, нас никакая сила не сломит!

Так сказал Осип, целуя нового мужа и новую жену. Весь обряд на коленях стояли, но всем-всем стало и светлей и легче.

— Атаман, позволь в честь новобрачных в гости к туркам сбегать! — просился на вылазку Гуня.

— Нет, — сказал Осип. — Седьмой день они бьют по городу. С утра, значит, сами в гости пойдут. Всем — копать рвы!

Атаман не промахнулся. Утром турки пошли па приступ. Дели Гуссейн-паша после ухода хана Бегадыра в набег образовал четырнадцать корпусов по десять тысяч в каждом. В пятнадцатом корпусе было всего шесть тысяч отборного войска, и он стоял в резерве. Еще был корпус пушкарей и корпус обозников.

Василия Лупу главнокомандующий не отпустил, оставил почетным пленником у себя в шатре.

— Возле меня должен быть хоть один верный и честный человек, — сказал Дели Гуссейн-паша доверительно. — Твои советы, государь, теперь, когда речь идет — сносить ли мне голову, — для меня бесценны.

Сплошных стен в Азове не осталось. Издали они были похожи на усталые горы, выпирали кое-где наподобие верблюжьих горбов или одиноких скал.

Казаки попусту не стреляли. Выждали, когда турки скатятся в ров, и только тогда били из развалин, каждую пулю всаживали в цель. Много пальбы — много дыма. Дым глаза застит.

Первый корпус турок шел осторожно, солдаты закидывали ров, выискивая слабые места в обороне, пытали счастья. Казаки, насидевшись в подземельях, отводили душу, горячо сбивали турок в ров, врукопашную кидались. Но минуло два часа, первый вал атаки отхлынул, и на смену ему — свежие десять тысяч. За вторым валом пришел третий, четвертый, пятый, седьмой…

* * *

— Восемь часов вечера, а мы все время в бою. С шести утра.

Осип Петров собрал атаманов к цитадели. От него остались одни глаза, но железа ни в голосе, ни в резких коротких жестах не убавилось.

— Боюсь, что теперь и ночь турка не остановит, — сказал Наум Васильев. — Пластунов ночью пустят. Ясное дело — измором хотят взять.

Пригнувшись в низких дверях, вошел Георгий. Кафтан разорван, в крови, штаны клочьями. Одни рукава целы.

— Атаман, турки пустили восьмую смену.

Осип улыбался. Все глядели на него, а он улыбался.

— Атаман! — встрепенулся Наум Васильев.

— До чего же любители пощеголять!

Осип встал, все еще улыбаясь.

— Восьмую турецкую перемену — уничтожить!

"Как?" — молчком спросили атаманы.

— Всеми пушками по туркам! Под пальбой перенести камыш из рва внешнего во внутренний. Разъярить врага. Когда пойдет ломить, спрячьтесь в подкопы, пропустите. Половина наших людей встретит турка на внутреннем валу, другая половина ударит в спину.

Атаманы кинулись к дверям исполнять приказ.

— Стойте! — тихо сказал, но услышали, остановились, — Коли ночью пойдет у них девятая смена или пластуны, пострелявши малость, пропустить их во внутренний ров и в том рву тотчас зажечь камыш.

Василий Лупу торжественно склонил голову перед Дели Гуссейн-пашой.

-: Я благодарю бога, что он дал мне лицезреть великого полководца нашего времени.

Дели Гуссейн-паша улыбнулся.

— Мы пустили в дело только восьмой корпус, пять корпусов совершенно свежие, начнут бой утром. Девятый корпус будет действовать ночью. Мы не дадим казакам глаз сомкнуть.

Колыхнулся воздух: загрохотало.

— Кто приказал стрелять? — удивился главнокомандующий.

— Стреляют казаки, — ответил Жузеф.

— У них остались пушки?

— Не знаю… Но огонь столь плотен, что восьмой корпус даже приблизится не может ко рву… Не прикажете ли открыть ответный огонь?

— Проклятые казаки! От них можно ждать чего угодно. За целый день ни разу не пальнули из пушки, хотя им было очень трудно. Очень.

— Очень! — поддакнул Василий Лупу.

— Казаки очищают ров от камыша, — доложил через полчаса Жузеф.

— Вперед! Девятый и десятый корпуса, вперед! Прорваться ко рву, взять крепость!

— Турки выставили против нас еще два полка, — доложили Осипу Петрову.

— Прекратить пальбу, пускай подойдут. А как подойдут — бейте. Половине войска отойти за внутренний ров. Остальным подержаться самую малость на стене — и в подкопы. Турок пропустить, ударить в спину.

— Алла! Алла! — Турки прошли сквозь огненный смерч, перелились через ров и покрыли разрушенную стену знаменами.

— Это победа! — первым воскликнул Василий Лупу и в припадке радости поцеловал у Дели Гуссейн-паши полу халата.

— Я хочу это видеть, — сказал главнокомандующий.

Ему подали коия. Он проехал на холм, насыпанный татарами для хана Бегадыра.

Войска выбили казаков из развалин крепостной стены и преодолевали внутренний ров.