Свадебное путешествие

Необычная борьба разыгрывалась в ее душе; любящую мать тянуло прилечь у тела дочери; сквалыга с загребущими руками хотела спуститься и разжиться деньгами. Розье не сиделось на стуле.

При каждой несдержанной реплике, при любой неловкости Сиски она вскакивала и снова садилась, приникала ухом к двери, снова возвращалась, чтобы поцеловать дочку в лоб и в бледные щеки, и опять и опять вслушивалась, сидя у тела и рыдая и всхлипывая подле Гритье.

Тем временем те гости, которых плохо обслужили или кто так и не дождался служанки, начали вставать и уходить один за другим, приговаривая: «Пойдем-ка где получше». Грузилом для замка, запиравшим двери за уходившими, служила свинцовая чушка, и каждый раз, когда очередной клиент открывал дверь, чтоб уйти, свинец с такой силой бил по дверной раме и по самой двери, что Розье вздрагивала, точно ее саму ударили кулаком прямо в сердце.

Наконец, не выдержав, она и вправду встала, набросила саван на лицо дочери и с глазами, полными слез, затаив рыдания в горле, спустилась вниз, полная твердой решимости удержать все эти прекрасные денежки, уже уплывавшие из рук.

Крестьяне приветственно закричали и захлопали в ладоши при появлении Розье. Многие тут же поворотили оглобли, а ведь уже готовы были уйти и даже опустили руку на дверной затвор.

— Друзья, что вам угодно? — спросила Розье.

— Тартинку с сыром! Сала! Яичницу! Фрикаделек! Жареного мяса! Ячменного пива! И пива «уитцет»! Абсента! Горькой! Пунша! — наперебой восклицали они.

Дабы выиграть время, Розье постаралась подпустить шутку.

— Первое дело выпивон, а второе — закусон, — сказала она, — выпейте, это придаст аппетиту. Кому абсент? Кому пунш? Кому горькой? А кому пива «уитцет»? А ячменного?

— Сюда! Неси мне, неси пунша! Можжевеловой, ячменного, «уитцет»! — загомонили крестьяне.

— Помоги мне, Сиска, — сказала Розье, — нам надо спешить.

Сиска, крутившаяся тут как белка в колесе, пока не было Розье, с ее приходом обрела солидный вид. Она обслуживала крестьян по порядку, проворно. Не прошло и часа, как все были пьяны, сыты и за все заплатили.

Розье, всецело занятая тем, как собрать деньги и сосчитать монеты, часто исчезала, чтобы подняться и обнять Гритье, потом, хотя горло и перехватывало, опять спускалась вниз и безмолвно обслуживала клиентов. Наступил вечер.

V

Трактир понемногу опустел. Розье снова поднялась к дочери.

Молодой человек вошел в харчевню и сказал Сиске, оставшейся за стойкой:

— Я останусь тут переночевать, покажите мою комнату.

— Их больше нету, — грустно отвечала толстушка.

В тот же миг Розье, не перестававшая, навострив ушки, следить за всем, что происходило внизу, вприпрыжку сбежала по лестнице и сказала: «Ну, дурында, вы и наделаете мне тут дел».

— Но мадам, осталась только та спальня, где…

— Молчок!

Новый постоялец внимательно осмотрел сперва одну, потом другую. Вид у него был предупредительный, приятный и строгий, что сразу к нему очень располагало. Довольно худой, выше среднего роста, с развитой грудью, широкоплечий, с тонкой талией, высоким лбом, носом с крупными, чувственно раздувавшимися ноздрями, тонким и довольно крупным ртом, над которым виднелись небольшие темные усики, твердым и изящно вылепленным подбородком, — к тому же нежная и веселая улыбка подчеркивали силу и изящество тела, ясность, искушенность и добродушие рассудка.

Спокойным, хоть и немного властным жестом он подозвал Розье, которая подошла и встала прямо перед ним, заказал кружку пива и, открыв кошелек, чтобы заплатить за него, явил жадному взору Розье деньги — много золотых монет и банкнот.

— Мадам, — сказал он, — правда ли, что у вас совсем не осталось свободных комнат?

— Мсье, — ответила Розье, немного стыдясь перед Сиской, — у нас есть только одна комната, там две кровати, и на одной из них кое-кто спит.

— Ну, тогда я пойду где получше, — сказал молодой человек, вставая.

— Где получше, о нет, нет, мсье! — завопила Розье, силой усаживая его обратно и жестом показывая на потолок, — та, что лежит там, не сможет нарушить ваш сон.

И Розье беззвучно зарыдала.

Молодой человек взял старуху за руку — за дрожащую руку, которую она рывками попыталась отдернуть. Он взглянул на Розье с тем горячим и почтительным состраданием, какое вызывают муки стариков; увидел ее покрасневшие от слез глаза; немое отчаяние, застывшее в искаженных чертах лица; сжатые и трясущиеся губы. Он подумал об этих словах: «Та, что лежит там, не сможет нарушить ваш сон», — и понял, что эта женщина только что перенесла непоправимую утрату, наверное, потеряла дочь, и после этого ей остается разве что богохульствовать, безумствовать или терпеть в жалкой покорности судьбе.

Молодой человек был молод, а молодость проводит дни свои в вышивании золотых кружев надежды.

Его не убедило, он не захотел верить, что та, лежавшая наверху, не в силах нарушить его покой. Он сказал Розье:

— Проводите меня. Я посмотрю эту комнату.

Розье разожгла маленький фонарь.