Свалка

Он попытался что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука. – Не напрягайтесь, - Дед предостерегающе поднял ладонь, - Эта немота быстро пройдет. Молчите, пейте кофе и слушайте, - он сел в кресло напротив, - Будучи скептиком, также, как и вы, я знал, что никакой обмен между нами невозможен, пока вы не вложите пальцы в раны Христа, чтобы убедиться если не в существовании Христа, то хотя бы ран, - он ухмыльнулся, - Но мне не хотелось, чтобы эти раны были моими. Из того, что вы нашли нужным сообщить мне о себе, и до чего мне удалось дойти самостоятельно, я сделал вывод, что прямое общение с вами может быть небезопасным, и решил сделать его, так сказать, виртуальным, создать буферную зону для контакта. – Значит, - он сумел, наконец, разлепить губы, - Не было никакого подземелья? – Подземелье есть и оно именно такое, каким вы его видели, но вас там не было. Я показал и рассказал вам все, что хотел, вы получили наглядный урок силы – теперь у нас есть пространство, в котором можно двигаться, и я приглашаю вас на танец. – Чтобы заманить в очередную ловушку? Вы утверждали, что гриб не оказывает на вас никакого действия – и вдруг оказывается, что вы способны давать уроки силы. Какой еще урок вы намерены мне дать, пока я, в свою очередь, не проучу вас? – Гриб не действует на меня! – Дед приподнялся в кресле, - Это я на него действую! Он – живое существо и каким-то своим образом мыслящее. Он – не химическое вещество, которое действует одинаково на весь класс существ, принадлежащих к одному классу, как псилоцибин, морфий или кофеин, - Дед снова обрушился в кресло и сжал пальцами подлокотники, - Он действует на кого хочет, как хочет и когда хочет – у него есть воля, цель и план. Возможно, он – инопланетянин, и это звучит не так уж по-идиотски, поскольку никто не знает, откуда взялся на Земле код ДНК, программирующий все живое уже три миллиарда лет. Возможно, он – мутант, запрограммированный этим кодом три миллиарда лет назад, чтобы проявиться при благоприятных обстоятельствах здесь, - Дед ударил пяткой в пол, - В этой ядовитой грязи. Но независимо от того, новорожденный он или новоприбывший – он беспомощен перед оружием человеческой злобы, коварства и ума, которые совершенствовались три миллиарда лет в ядовитой грязи этой богоспасаемой планеты. Поэтому, я держу его в клетке, я ломаю его волю, его цели и его планы, ради собственной выгоды. Он – живой и мыслящий. А все живое и мыслящее можно принудить к чему угодно, надо только знать способ. Я нашел способ. Я заставил его работать на себя. Теперь я насилую его в его клетке и выдавливаю из него его силу, не зная, что она из себя представляет, но – сколько хочу и когда хочу. – Я тоже хочу. Вы позволите мне трахнуть его разок, Док? – Дед расхохотался, - Вот вы уже и сделали первое па, теперь мы можем всласть покружиться в вихре вальса.

- Итак, вы держите бедного, маленького Микоса в плену, - сказал он, - Мне не интересны секреты ваших пытошных машин, мне интересно, что и в обмен на что я могу с этого поиметь.

Они покинули затхлый Дедов кабинет и теперь находились высоко над землей на обширной, как футбольное поле крыше мусоросжигательного завода, представлявшего собой огромную и мрачную коробку серого бетона, не разобранную до сих пор на запчасти лишь потому, что для этого понадобился бы башенный кран. Здесь у Деда было оборудовано «орлиное гнездо», состоящее из стола и пары драных пластиковых стульев, под ободранным ветрами полосатым тентом, куда он удалялся, когда возникала нужда проветрить мозги – он не любил поверхности земли и всего, что на ней находится, предпочитая проводить жизнь глубоко под или высоко над ее поверхностью.