У меня по спине побежали мурашки – так живо представил я эту картину. Девочка и мальчик идут к горному ручью, там, у журчащей воды, есть небольшая глинистая отмель. Юсси берет палочку и рисует неуклюжие буквы.
«А, – говорит он. – Аааааа…»
«Ааа», – повторяет она.
«А-а-анн», – показывает он палочкой на следующую закорючку.
«А-а-анн… Это мое имя! Анне!»
– Из Юсси мог бы получиться замечательный учитель, – сказал я не столько ей, сколько самому себе. – А что делала Анне Маарет там, в горах?
– Заботилась. О маме и папе. Чтобы не померли.
– Но Юсси никогда о них не рассказывал. Я был уверен, что он сирота.
– Они все равно померли. Этим летом.
– Сожалею. Это большое горе.
– Они были… пьяницы. – Она произнесла эти слова почти неслышно, шелестящим шепотом.
Мне стало так ее жаль, что я с трудом подавил желание опять заключить ее в объятия.
Вместо этого я грустно кивнул.
– Мой отец тоже страдал этим пагубным пристрастием…
Мне всегда было трудно касаться этой темы, хотя я подробно все и описал в «Голосе кричащего». Отцовское бешенство по поводу любой мелочи, его рыкающий, горловой крик… Мать месяцами выбивалась из сил во время его долгих «деловых поездок», как он это называл, – попросту исчезал из дома. А когда возвращался – бил мать. Это было самое страшное: он бил мать, а мы с Петрусом ничем не могли помочь, прятались под столом, как испуганные щенки.
– Значит, Анне Маарет пришла рассказать брату о смерти родителей?
– Не-а. Он уже знал… – Она опустила веки, помолчала. Потом открыла глаза и посмотрела на меня очень твердо, будто толкнула в грудь. – Я пришла за ним.
– Но Юсси… Ты, может быть, не слышала? Юсси осужден за тяжелые преступления. За насилия против женщин.
– Он ни в чем не виновен.
– Я знаю, знаю, – поторопился я согласиться. – На суде я его защищал, но судьи меня не слушали. Вернее, слушали, но не слышали.
– А где мой брат сейчас?
– Юсси… Юсси отвезли в Умео на тюремной повозке. Решение суда я обжаловал, так что есть еще надежда, что его помилуют.
– Помилуют?
– А разве Анне Маарет не знает? Юсси приговорили… – Я собрался с духом. – Юсси приговорили к смертной казни через отсечение головы…
Девушка смотрела на меня так же твердо. Выражение лица не изменилось – наверное, не поняла.
– Он невиновен, – повторила она. – Он ничего плохого не делал. Это кто-то другой.
Я обреченно кивнул.
– Тот, кто на вас напал в церкви. Это он и есть.
Зрачки сузились до булавочных головок. На шее устроилась жирная коровья блоха.
– Но как до него добраться? Как добраться до секретаря полицейской управы?
– Ему и надо отрубить голову, а не моему брату.
– Я думаю, Анне Маарет неплохо было бы помыться. Я скажу служанке, чтобы затопила сауну.
И в самом деле, от нее пахло болотом, прогорклым салом, застарелым потом – запахи, которым не место в жилом доме.
– Найдется и чистая одежда. Все твое мы постираем и прокалим на камнях в сауне. В твоем платье полно вшей.
Она опять хотела схватить меня за руку, но я ее опередил и постарался объяснить:
– Вши – как наши грехи. Время от времени случается с каждым.