Свеченье слов. Поэтические произведения

Большую роль в становлении Прокофьева сыграло также знакомство и многолетняя близость художника к кругу композитора и теоретика музыки А. М. Волконского. В его квартире проходят выставки неофициальных художников (в том числе Прокофьева), там же он знакомится с образцами нововенской школы (А. Шенберг, А. Веберн), современным европейским музыкальным авангардом и джазом. Некоторые поэтические опыты Прокофьева 1960-х годов можно считать отголосками впечатлений, полученных от общения с Волконским, и продолжением развития музыкальных мотивов в целом. Таковы «Четыре вариации о поэте» (№ 47–50), в которых размышления о сущности и фактуре поэтического вдохновения решаются в форме нескольких разработок одной темы, а «Две попытки предсказаний» (1961; № 45–46), объединяющие в общей сложности семь отдельных стихотворений, могут считаться своеобразной гаммой судьбы:

Кто-то уже знает все:Кому быть отцом,Кому заселить дом.Я — ни то ни се,Убежден (и боюсь),Замах на полную горсть —И томлюсьС будущим вдвоем.Верю в его грубую силу,

Предчувствую вес.Мгновение будто застыло,И я застыл весь.

В январе 1960 года, уже после развода с первой женой[12], Прокофьев знакомится с английским историком искусства Камиллой Грей, приехавшей в СССР для работы над книгой о русском авангарде [Grey 1962]. После нескольких лет серьезных отношений Олег и Камилла решают пожениться, но советские власти в 1963 году не дают Грей въездную визу, а Прокофьеву не разрешают выехать за границу. «Так длилось шесть лет, — вспоминал Прокофьев. — Я, конечно, кое-кого видел, у меня был свой кружок. Но все же избегал широкого общения» [Прокофьев 1997:

603]. В эти годы вынужденной изоляции и ожидания выходят два научных труда Прокофьева — «Искусство Индии» (1962) и «Искусство Юго-Восточной Азии» (1967); он участвует в групповой выставке молодых художников в МОСХе — и продолжает писать стихи. Неизвестно, является ли цикл «Вдали и рядом» прямой аллюзией на тяжелую жизненную ситуацию Прокофьева, но многие любовные стихотворения — нечастый жанр в корпусе произведений поэта — читаются как обращение к далекой возлюбленной и попытка силами искусства сделать далекое близким:

Твой образ я леплю как глину,Единственный какой могу.Ведь ты единожды одна,Возникнув, раздвигаешь ночь,Сжимаешь мысль до острия ножа

И отсекаешь все чужое.Мне тесно без тебяИ близкое наощупь непривычно,Далекое мне душу холодит,Пространство хочет погубить.Сегодня ты не для меня —Противится рассыпанность творенья.Паденье — мера высотыДостигнутой.Но тебя леплю.

(№ 51)

Лишь в 1969 году Камилле наконец разрешают въезд. После свадьбы жизнь, казалось, начинает налаживаться: Камилла ждет ребенка, на период родов Прокофьевым разрешают выехать в Лондон, и Олег использует эту поездку для визита в Париж. После возвращения в Москву с новорожденной Анастасией Прокофьевы покупают дом в Новобутаково, на берегу Химкинского водохранилища[13]. Прокофьев занят отделкой дома,

Камилла ждет второго ребенка. В конце 1971 года Прокофьев увозит ее на Черное море отдохнуть. В Сухуми Камилла заразилась вирусным гепатитом; ни ее, ни ребенка не удалось спасти. Прокофьев получает разрешение вместе с годовалой Анастасией сопровождать гроб жены в Англию; там он останется и вернется в Россию лишь спустя двадцать лет.

В письме брату из Англии Прокофьев писал, вспоминая трагедию в Сухуми: «Всё происходящее там казалось таким нереальным — не только тогда, но и теперь. Я часто думаю, что признать, что Камилла умерла — это словно допустить, что умерла половина тебя самого, а это невозможно»[14].

судьба страшнакогда покажетсвое звериное лицокогда схватив за волосывлачит бессмысленно куда-тонаш перекошенный удел

судьба страшнейкогда не глядя дажетолкает нас к удачеа после без смущеньяее постыдную изнанкуподсунет нам под носсудьба прекрасна иногдапро наше бытиенечаянно забыв(№ 402)