Свечка. Том 1

В следующий раз монахи приехали в зону уже на мотоцикле – в обыденных подрясниках и старых скуфьях, до пояса мокрые, ниже пояса еще и грязные, так как шел в тот день бесконечный обложной дождь, – привезли с собой набухший от влаги большой пугающе-черный крест, а в один из следующих приездов открыли храм для заключенных, и, так как на десятки километров вокруг никаких других культовых сооружений не было, туда потянулся кое-кто из администрации ИТУ 4/12-38, и в первую очередь, конечно, женщины, по природе своей отзывчивые на все новое, хотя в данном случае речь шла скорее о хорошо забытом старом. Администрация располагалась как бы с внешней стороны зоны, а храм внутри, что создавало, на взгляд Челубеева, неразрешимую проблему, но строгий приказ начальника УИНа ее разрешил – в сопровождении контролеров женщины могли посещать богослужения не только в утреннее, но и в вечернее время. (Фамилия начальника К-ского УИНа была Частик, и раньше среди своих Челубеев склонял ее на все лады, погружая то в томат, то в маринад, но, прочитав в журнале о себе статью под названием «Человек с большой буквы “Ч”», без крайней нужды этого не делал – Челубеева оскорбляло то, что их фамилии начинаются на одну, такую значительную, может, самую значительную в русском алфавите букву.)

Вернемся, однако, к сестрам. Быть может, потому, что в тот памятный день, когда монахи впервые посетили «Ветерок», стояла в цепи первой, а может, еще почему, но дорожку к храму первой проторила самая легкомысленная из всех трех сестер – Людмила Васильевна Шалаумова.

– Я всё ему рассказала! – с ходу выдала она подругам, вернувшись со своей первой в жизни исповеди. Выдала и выдохнула, как будто тяпнула рюмаху.

– Всё-о-о? – не поверили Светлана Васильевна и Наталья Васильевна.

– Всё, – кивнула Людмила Васильевна и сделала еще один выдох, более короткий.

– И «Хижину дяди Тома»?

Людмила Васильевна молча кивнула.

– А он что?

– Даже бровью не повел.

– И про страшненького сказала? – Страшненьким женщины называли того негритеночка, которого Людмиле Васильевне пришлось оставить в роддоме.

– Сказала.

– А он что?

– Похвалил.

– Похвалил? – не поверили подруги. – За что?

– За то, что аборт не сделала.

Светлана Васильевна и Наталья Васильевна растерянно переглянулись: не верить сестре они не могли, но и поверить в то, что мужчина, будь он даже монах, так прореагирует на подобную тайну тайной женской жизни, было невозможно.

А на следующий день, запрокидывая голову и закрывая глаза, как делала всегда, рассказывая о своих любовных похождениях, Людмила Васильевна делилась впечатлениями, полученными до причастия, во время его и после оного, и вновь Светлана Васильевна и Наталья Васильевна озадаченно переглянулись. Быстро освоившись в церковной жизни, Людмила Васильевна уговорила своего Шалаумова венчаться, после чего рассказывала совершенно удивительные вещи о метаморфозах, произошедших в семейной жизни после совершения таинства, особенно в интимной ее части, при этом называя своего Шалаумова Гендусиком, Дусиком и еще Сладким Дусенком.

Спустя пару-тройку месяцев, когда восторги Людмилы Васильевны стали остывать, и Дусик вновь сделался Шалаумовым, никогда, даже в сильные морозы, не покрывавшая головы Наталья Васильевна подвязала вдруг под подбородком синенький скромный платочек и решительно ступила на проторенную подругой ведущую к храму дорогу. Придя после первого причастия на работу, Наталья Васильевна не стала ни с кем делиться своими не только впечатлениями, но и мыслями, которые, судя по сосредоточенному взгляду, несомненно, образовались в ее стальной головке. Однако на вопросы отвечала благожелательно, причем голосом мягким и теплым, тогда как обычно он звучал жестко и холодно. Верная себе, Наталья Васильевна предпочла не говорить, а действовать – жить православной жизнью, расписанной сверху по дням и часам, с множеством обязательных ограничений. Так, по средам и пятницам она не прикасалась к мясомолочным продуктам, достойно выдержала Успенский пост, когда даже рыбы нельзя, не ропща, как Людмила Васильевна, на то, что в современной жизни это просто невозможно.

Спица не уговаривала Спицына венчаться – взяла его за шкирку, и совершилось великое таинство. Правда, каким-нибудь Колюсиком муж после этого не стал, а как был Нехорошевым, так Нехорошевым и остался, и ни о каком благотворном влиянии произошедшего на интимную сторону жизни в кругу сестер речи на этот раз не велись, а в ответ на шутливый, но прямой вопрос Светланы Васильевны Наталья Васильевна посмотрела на нее удивленно и укоризненно и промолчала, но так промолчала, что Светлана Васильевна покраснела и больше не спрашивала.