На границе двух локалок сидел в «стакане» старшина Гуляйкин, курносый, курчавый и глупый. Может быть, вследствие своей курносости и курчавости он был человеком незлым и даже дружелюбным, но глупость делала его непредсказуемым. Гуляйкин охотно брал, но никогда не считал за это себя обязанным. Такой был человек, и с этим приходилось считаться. Увидев сверху приближающегося Игорька, Гуляйкин широко улыбнулся и в нарушение инструкций стал спускаться вниз. «Чего это он?» – недоумевал Игорек, сам на всякий случай улыбаясь.
Старшина хохотнул и, изобразив движением рук и тела неприличный жест, сообщил чрезвычайно радующую его новость.
– Ну что, вы теперь через своего кота с Хозяином породнились? Ха-ха-ха!
Игорек на всякий случай кивнул, а про себя подумал: «Вылитый наш Дурак, только в Бога не верит».
– Чего, не знаешь еще? – От радости Гуляйкин даже притоптывал сапогом по подмороженному асфальту.
Игорек не сказал ни да, ни нет, потому что не знал, какое из этих слов может открыть автоматический замок железной калитки.
– Ваш котяра хозяйскому бобику засадил по самое некуда! Чего, не веришь? Я своими вот этими глазами видел! Только шерсть летела! Хочешь, на закури. – Гуляйкин протянул сигарету не от щедрости, а от переполненности чувств.
«Ну, вот и закурил, прости, Господи», – подумал Игорек, жадно затягиваясь и делая вид, что слушает с интересом и удивляется. А Гуляйкин продолжал живописать душераздирающую сцену изнасилования церковным котом хозяйской собачонки, которое якобы произошло час назад прямо перед Белым домом.
Игорек настолько в это все не верил, что даже не обрадовался возможному возвращению Котана.
– Вы, говорят, кота своего уже похоронили, а он воскрес и такое уделал! Хозяйка, говорят, чуть не умерла! «Я убью тебя!» – радостно усердствовал, изображая Фотинью, Гуляйкин.
Упоминание ее в таком, казалось бы, приятном контексте не порадовало Игорька, потому что и в это он не верил. Вспомнилась слышанная где-то фраза: «Мир сходит с ума». «Мир сходит с ума, а первым прапорщик Гуляйкин», – развил мысль Игорек.
– Как вашего кота зовут? – поинтересовался Гуляйкин, возвращаясь в свой «стакан».
– Чарли, Котан то есть…
– Молодец, Чарли-Котан! – одобряюще крикнул сверху Гуляйкин.
Замок щелкнул, калитка открылась, и Игорек оказался в спортзоне. Вдалеке, как корабль, возвышался дальняк Большой. Перевозбужденный Гуляйкин даже не поинтересовался, куда Игорек направился, но и он от растерянности не спросил, есть ли в Большом пидоры.
А их там не оказалось.
На всякий случай Игорек прошел весь дальняк от края до края и на выходе обнаружил на полу тлеющий окурок: «Убегаете? – подумал он с просыпающимся азартом охотника. – От меня не убежишь!» И заторопился туда, где возвышался в темноте дальняк Спортивный, а где-то за ним находился пока невидимый Дальний.
Здесь на границе локальных зон сидел прапорщик Жижин, человек желчный и на редкость тупой. Этот не смеялся, как Гуляйкин, и не спрашивал, как зовут церковного кота, из чего Игорек окончательно утвердился в мысли, что у Гуляйкина съехала крыша. Когда Игорек осторожно спросил, не видел ли тот кого из 21-го отряда, Жижин усмехнулся и напомнил: «Отвечать на вопросы заключенных не имею права». А требовать с Игорька за проход три банки печени трески право имел! Игорек пообещал принести в следующее дежурство, зная, что обещание это придется вспомнить – Жижин забывчивостью не страдал.
– Если доживу, – прибавил Игорек к своему обещанию.
– Доживешь, куда денешься, – проскрипел Жужин и открыл скрипучую железную калитку.
«Доживу, куда денусь!» – сердито повторил про себя Игорек.
Дожить до конца срока, чтобы всласть пожить на воле, надеялись многие, за исключением разве тех же чушков. Но на деле это мало кому удавалось, потому что почти никто при этом не учитывал фактор беспрерывности времени и всего в нем происходящего. Годы, проведенные в зоне, на воле напоминали о себе – взглядом и выражением лица, осанкой, привычками, словечками, дурацкими, сделанными сгоряча наколками, отчего желанная когда-то воля тоже оказывалась зоной, хотя и расширенной.
Игорек давно это понял и вел себя иначе.
Гений разводки, он успешно разводил самое время.
В прошлом был один Игорек, здесь, на зоне – другой, а на воле будет третий. И в ту свою будущую вольную и великую жизнь Игорек не собирался ничего отсюда с собой брать. Никаких привычек – чтобы они не тянули с собой прошлое, никакого чифира под сигаретку, ни наколок, ни блатных словечек – этого прошлого нет, и не будет! Община удивлялась, что это он так со своими седыми волосами носится, но разве могли они понять, что не нужны будут там Игорьку седины зоны, и краска для волос отсюда ему тоже там не нужна!
Будущее манило, притягивало к себе, как притягивает чуть шершавая на ощупь, загадочно пахнущая стодолларовая купюра, не Рубелем нарисованная – настоящая, только что из банка, со своим отличным от всех других стодолларовых купюр номером.
Игорек точно знал местоположение своего будущего – Москва.