Не без стыда ты вспоминал охватившее тебя раздражение и свое поведение, только теперь поняв, какое непростое это дело – общение с идеалом.
Единственное, что тебя в твоем идеальном человеке смущало, и все больше и больше смущало, заключалось в том, что он не читал «Войну и мир».
Не читал и, вероятно, не прочтет, ведь «золотой том» так и остался в общей.
Идеальный, да, но интеллигентный ли?
В самом деле, можно ли считать интеллигентным человека, не прочитавшего «Войну и мир»?
Ты не знал ответа на этот заданный себе вопрос.
Впрочем, всё то были частности, мелкие частности, меркнувшие в свете твоего нового понимания действительности: «Если есть такие люди, значит, есть и бог».
У твоего вновь обретенного бога еще не было ни лица, ни имени, он не стал еще Богом, а потому не было никакой перед ним ответственности, он для тебя был, а ты для него еще нет, возможно, он не догадывался даже о твоем существовании. Подобную форму богообщения ты выбрал не намеренно, скорее подсознательно, для собственного и своего недавно рожденного бога спасения, догадываясь, что если ты и часу не смог общаться с идеальным, но человеком, то куда более краткосрочным и непредсказуемым может стать прямое общение с богом.
Впрочем, возможно, все это домыслы, скорее всего, это мне сейчас так кажется, но, как бы то ни было, ты испытывал в те дни давно забытый душевный подъем, который в свою очередь требовал общения.
Тебе нужен был человек или книга, причем книга предпочтительней.
Человек был, двое: бандит и доходяга, однако не только они, но и ты не испытывал желания общаться.
Книги же не было вовсе.
Однажды тебя охватило шальное и радостное чувство, и ты подумал с лихим озорством: «Ну, хорошо, если он есть, я готов объявить о себе, засветиться, пусть он теперь знает, что и я тоже есть, но тогда пусть здесь себя проявит – человеком или книгой, причем книга даже предпочтительней». Еще не уверовав, ты жаждал маленького, но чуда.
Разумеется, ты не формулировал вышеприведенную мысль так буквально, как я сейчас в попытке тебя понять: что-то взметнулось вдруг в душе и опало, и ты забыл или почти забыл о том своем требовании, когда появилось вдруг все, что хотел.
Причем не только человек, но и книга, и в первую очередь – книга…
…На четвертый день, получив прописанные врачом таблетки, ты вошел в палату и увидел на соседней кровати лежащего поверх одеяла нового соседа в голубом спортивном костюме и белых носках из ангорской шерсти.
Он спал, повернувшись к тебе спиной, по-детски подобрав под себя колени и сложив под щекой ладони.
Рядом на тумбочке были аккуратно сложены предметы гигиены и личные вещи новенького: кожаный несессер, тюбик зубной пасты, толстый блокнот и отдельно – книга.
Она лежала лицом вниз, название и фамилию автора прочесть было невозможно, и от этого была еще более притягательна и желанна, как женщина в маске или с вуалью на лице.
Вздыхая и ерзая, ты просидел минут пять и, поняв, что новенький проснется не скоро, осторожно протянул руку и взял книгу. Название удивило тебя своей неожиданным сочетанием слов и показалось знакомым: «Счастливые воды».
Имя и фамилия автора – Дмитрий Слепецкий – укололи, но не сразу разбудили память.
В растерянности и неожиданном волнении ты тер лоб, пока не вспомнил. Это была та самая книга, которую по твоей просьбе Гера искал и не мог найти.
Гера!
Не мог!
Гера не мог, а ты держал ее в своих руках!
Книга влекла, втягивала в себя, как в водоворот, суля эмоциональное и интеллектуальное блаженство.
На глянцевой обложке ее была изображена бликующая голубая вода бассейна, из которой торчали женские ноги в форме буквы V, определенно означавшей викторию, то бишь победу. Ты не любил глянцевых обложек, и эта, по правде сказать, не понравилась своей аляповатостью, но фамилия автора, человека, которого ты лично знал и уважал, заставляла об этом не думать.
Ты понимал – дело не в обложке, и открыл книгу.
На титуле была дарственная надпись, написанная широко, но разборчиво, и, изголодавшись по чтению, одним взглядом охватив, ты прочитал ее, можно сказать проглотил, но тут же подавился и закашлялся. Написано там было следующее: «Интеллигентный человек везде остается интеллигентным. Даже в тюрьме». И ниже: «Евгению Золоторотову с уважением от автора». А еще ниже число и подпись.
Ты вспомнил, какое сегодня число, понял, что надпись датирована сегодняшним днем, и тебя охватило удивление, переходящее в потрясение.
Нет, ты не знал, решительно не знал, как все это понимать и что про все это думать!
– Удивлены? – спросил новенький. Он сидел на кровати напротив и смотрел приветливо.
В своем удивленном волнении ты не заметил, как тот сел, не слышал даже, как заскрипела кровать.
Ты смущенно кивнул и взволнованно заговорил:
– Да, удивлен. Очень удивлен. Дело в том, что я долго искал эту книгу, точнее, мой друг по моей просьбе искал и не мог найти… А тут вдруг…
– Чудо? – подсказал собеседник.
– Чудо! – торопливо согласился ты, глянув на него удивленно и благодарно.
– Чудо, – повторил новенький, но в голосе его присутствовала ирония.
Ты не знал, что говорить.