Свечка. Том 2

А та придвинулась близко-близко и, глядя выпуклыми и прозрачными, как речная вода на перекате, глазами, заговорила с укоризной мягким грудным голосом, мол, что же ты, Славик, про своего бывшего церковного старосту Игоря Зуйкова забыл, который лежит, неотпетый, на кладбище ИТУ 4/12-38, – поехал бы ты туда, псалтирь на могилке почитал, да и прибрался бы заодно, а то сама она сделать этого уже никак не может, а кого из бывших его братьев по общине храма во имя Благоразумного разбойника об этом не просила – никто не откликнулся, даже Налёт с Лаврухой, так что на него, последнего надежда.

С этими самыми словами: «На тебя последнего надежда» проснулся Дурак и воспринял сон как руководство к действию. Но в монастыре без благословения настоятеля не то что уехать куда – портянки новые справить нельзя, а надежды такое благословение получить не было: больно строг был отец-настоятель в Дураковой обители. Снов на тему дороги Славе больше не снилось, зато стали подошвы ног чесаться, да так, что иной раз он посреди дороги останавливался, снимал сапоги и чесал… И когда решился к настоятелю с просьбой пойти, не только сон тот рассказал, но и расчесанные подошвы звавших в дорогу ног показал – и не смог устоять старый игумен: не только Дурака благословил, но еще денег на дорогу дал, и, хотите верьте, хотите нет, чесаться ноги в тот же момент перестали.

Рассказ о давнем кратком сновидении и его последствиях занял минут сорок, так как Слава все время отвлекался на детали и подробности деятельной жизни православной общины ИТУ 4/12-38, упирая на подвижническую сущность ее духовных окормителей и на праведный характер и нестяжательную сущность ее старосты, то и дело поминая бесчисленных святых и беспрерывно крестясь, и все это время прапора слушали не перебивая, лишь иногда громко вздыхая и переглядываясь, при этом еще больше мрачнея взглядом и тяжелея подбородками, а когда рассказчик, наконец, умолк, поинтересовались, уточняя единственное, что из всего рассказа оказалось ими усвоенным:

– Так ты у нас тут сидел?

– Сидел, сидел! – обрадованно закивал Дурак, улыбаясь, и, вытирая со лба пот, обнажил свой шрам-улыбку, полученный, если помните, в церкви во время воскресного богослужения от удара скобой самопальной мышеловки.

Получалось – не одной, а двумя улыбками сразу улыбался Дурак двум мрачным прапорам, и это их окончательно вывело из себя.

– А ты знаешь, кто здесь сейчас сидит?

Дурак, разумеется, не знал, так как телевизор не смотрел и газет не читал, живя безвылазно в монастыре в труде и молитве, – не знал, но живо поинтересовался:

– Кто?

– Конь в пальто! – слаженно, словно много раз репетировали, выдохнули прапора, после чего один плюнул в Дураков паспорт и с силой припечатал его к Дуракову лбу, а другой натянул Дуракову лжескуфейку до подбородка, развернул Дурака к себе задом, к двери передом и опять же, словно много лет тренируясь, исполнили такой гениальный дубль-пендель, что Дурак сам собою распахнул тяжеленную дверь, вылетел на улицу и пролетел еще с десяток метров, болтая в воздухе ручками-ножками, как большая тряпичная кукла, пока не шлепнулся на асфальт, чудом не угодив под колеса подъезжающего к КПП черного бумера с тонированными стеклами.

Нервно взвизгнули тормоза, машина остановилась, все четыре ее двери распахнулись, и из них выскочили четверо в черном – четыре тучных бородатых попа – и склонились озабоченно над лежащим на спине с раскинутыми руками Дураком.

А он смотрел им в ответ радостно и улыбался двумя своими улыбками.

Какой-никакой ум у Славы был, и он догадался: раз здесь батюшки, значит и церковь должна быть, а где церковь, там и крест – потому и улыбался…

И в самом деле: церковь в» Ветерке» наличествовала – не в пример прежней, из чайной наскоро переделанной, специально построенная, правда в другом месте и немного приземистая, оттого и не видно было ее креста, металлического, анодированного, с железными иголочками, чтобы вороны не усаживались. И службы там каждое воскресенье, не считая двунадесятых праздников, и служат не два непонятных монаха, на раздолбанном мотоцикле невесть откуда приезжающие, а четверо священников из епархиального управления на подаренной благотворителями почти новой иномарке. И, благословившись у всех четверых, кланяясь беспрерывно, объяснив, кто он и откуда, Слава стал просить их и умолять совершить чин отпевания на могиле бывшего церковного старосты, который по чистой случайности неотпетый там лежит. И те сдуру согласились, то есть не сдуру, конечно, с испугу, что человека чуть не задавили, и с радости, что не задавили, привычно видя во всем Промысел Божий, пообещав сделать это после литургии.

И направились в зону чинно, гуськом, а Дурак на кладбище отправился, то и дело оглядываясь благодарно на благодетельных отцов и спотыкаясь при каждом шаге.