Свечка. Том 2

Но были и другие на эту тему слова, ставшие впоследствии для него путеводными: «Царство Небесное силою берется», хотя тогда он не захотел с этим соглашаться, не понимая, зачем тратить силу на какое-то небесное царство, и даже написал самоуверенно: «Это мы еще посмотрим!»

И в конце концов посмотрел и согласился, и еще как согласился…

По праву считая себя сильным, все последние годы о. Мартирий искал себе подобных, и, пожалуй, это было единственное дело, в котором он решительно не преуспел. Как когда-то Диоген с фонарем искал в своей Древней Греции человека, так и о. Мартирий с кадилом искал сильного человека в новой демократической России, искал – и не находил. И очень обрадовался, когда о. Афанасий-новый в послушание направил его духовно окормлять заключенных. Он читал «Записки из Мертвого дома» и хорошо помнил слова классика о том, что за решеткой в России собираются сильные люди, которые не находят применения своим силам на свободе. Еще больше о. Мартирий обрадовался, когда Челубеев отправил их с Мардарием в БУР – барак усиленного режима – зону в зоне, в которой содержались отпетые без отпевания головорезы, по его тогдашней логике – самые сильные.

Но как же он заблуждался!

То была свора ничтожеств – подлых, низких, грязных.

Что они творили и что говорили – страшно вспоминать!

А как хулили Спасителя…

Правда, Духа Святаго[2] не упомянули ни разу, может, не догадались, а может, побоялись, но когда о. Мартирий услышал из их поганых уст имя Богородицы – поднял над головой свой ручной крест, как ручную гранату, и заговорил грозным басом:

– Видите крест? В нем весу четверть пуда. Если кто из вас еще скажет про Богородицу худое, я развалю этим крестом его башку, как гнилой арбуз!

Самое страшное, что это была не простая угроза, а твердое обещание, которое о. Мартирий, несомненно, исполнил бы, и тогда вся наша история кончилась бы, едва начавшись.

А Мартириев ручной крест в самом деле весил четверть пуда! Когда кто-нибудь из братии брал его в руки, то непременно задавал один и тот же вопрос:

– У тебя там что, свинец?

Там и в самом деле был свинец – о. Мартирий растопил в консервной банке кусок валявшегося в его будке свинцового кабеля и залил в дырочку внутрь полого креста. Сделано это было, конечно, не в целях самообороны, он и представить себе не мог, что придется крестом в ближнем бою сражаться, а для того лишь, чтобы ощущать в руке тяжесть – сила того требовала.

Правда, остановила распоясавшихся «арбузов», как звали обитателей БУРа за их полосатые костюмы и шапочки, не тяжесть Мартириева креста, а ангельский голос о. Мардария, который, как он потом признался, «со страшного страху-нат» запел «Со святыми упокой», что поют священники на похоронах.

Решив, что их при жизни отпевают, бандиты стушевались.

Тогда-то и вышел вперед Вася-Грузин и попросил их больше сюда не приходить.

Нет, не было силы в зоне, если не считать одного человека…

За всю свою большую и многотрудную жизнь о. Мартирий встретил только двух равных себе по силе людей. Первым был Лом-Али, воинствующий мусульманин, а вторым – Челубеев, воинствующий атеист.

О. Мартирий состязался в свое время с первым, и победитель по сей день не был объявлен.

Теперь он был готов сразиться со вторым.

Но не победить хотел о. Мартирий Марата Марксэновича, то есть победить, конечно, но, победив, не унизить, а возвысить, приблизив к тому самому небесному царству, которое силою берется.

Вот для чего о. Мартирий своевольно решился на такой предосудительный для православного монаха поступок, как участие в спортивном поединке – он не мог отказаться, да и не хотел отказываться.

Как деньги к деньгам, сила тянулась к силе.

Не станем здесь рассказывать, как бок о бок с о. Мартирием молился в ту ночь о. Мардарий, хотя есть что рассказать. В его молитве можно было услышать такие слова: «Сокруши мышцу грешному и лукавому, взыщется грех его и не обрящется». Невольно думается: уж не заклинание ли это какое, но сейчас не это уже важно, не молитвы молящихся монахов, а молитвы молящегося в то же самое время в храме Игорька…

С момента, когда Игорек покинул общину и отправился на поиски коварного чушка, по вине которого операция «Левит» закончилась провалом, до момента, когда вернулся, прошло каких-нибудь полтора часа, но за этот небольшой промежуток времени изменилось многое, если не всё.

Игорек уходил от своих, а вернулся к чужим, потому что сам стал чужим. «Вот теперь я точно не от мира сего…» – усмешливо думал он, ловя на себе удивленные взгляды общинников.

Во время неожиданной встречи с Хозяином Игорек принял решение – свое окончательное решение, – ничто не могло его поколебать, но почти сразу по возвращению в общину начались конкретные чудеса, и он в своем решении заколебался – сперва не сильно, а потом чуть не с ног валило.

Во-первых, мыши.

Они исчезли.

Не только сами шныряющие туда-сюда серые твари, не только их противное, доносящееся из всех углов шуршание и писк, но и дух их мышиный – тепловатый, тошнотворный, который не перебивал даже греческий ладан, исчез.