Свердлов

В годы столыпинской реакции в Нарымский край было сослано свыше двух тысяч революционеров. Среди них лучшие люди России — большевики. Ни тайга с ее бескрайними болотами и мошкарой, ни полуголодный режим, ни оторванность от партии и рабочего класса, ни глушь и бескультурье не сломили революционеров. Стойкость ссыльных большевиков, их выдержка, организованность, а главное — их высокая идейность, во имя которой они переносили любые, тяжкие лишения, сделали их ядром политической ссылки, ее душой. Многие меньшевики и эсеры опускались морально и физически, нередко открыто предавали свои идеалы, становясь местными торговцами и даже полицейскими (как это было с эсером Дребезовым). Ссыльные же большевики подавали наглядный пример человеческого достоинства, верности делу революции, преданности партии.

26 июня 1911 года Свердлов прибыл в село Колпашево. Он проделал перед этим длинный путь в арестантском вагоне из Петербурга до Томска и оттуда на пароходе к месту ссылки. Прибыл Яков Михайлович в Колпашево несколько необычно. 18 июня его вместе с двумя другими ссыльными привезли из томской пересыльной тюрьмы на пристань и под конвоем двух специально приставленных к нему надзирателей препроводили на пароход «Колпашевец». Пароход отчалил, а Свердлова на нем не оказалось. Жандармы прозевали его. Побег совершился ночью. Многолюдье и суета на пристани содействовали беглецу. Но скрыться столь ловко мог лишь опытный революционер. Вскоре после этого томский уездный исправник получил от Свердлова письмо, в котором Яков Михайлович извещал его, что он «сошел за покупками, где задержался, и по возвращении парохода не застал», а посему отбывает в Нарым, чтобы явиться к властям.

Что же случилось?

Свердлова предали меньшевики. Они верховодили в томской организации ссыльных социал-демократов и испугались возможных полицейских преследований. А испугавшись, отказались помочь Свердлову двинуться дальше, настаивая, чтобы Яков Михайлович вернулся в ссылку. Смутило Свердлова и то обстоятельство, что один из ссыльных, пришедших на пароход, был арестован при попытке спрятать его вещи. Так появилось столь изумившее томского исправника письмо Свердлова о пресловутом опоздании на пароход…

В ту пору в Нарыме сложилась сильная партийная группа, тесно связанная с ЦК, с Москвой и Петербургом. Среди большевиков, сосланных в Нарым, были В. В. Куйбышев, И. Д. Чугурин, И. В. Присягин, М. И. Сычев (Франц Суховерхов). Они организовали школу, в которой изучали политэкономию, историю партии, профессионального движения, историю России, русской литературы. Был создан самодеятельный театр.

Однако к осени 1911 года царские власти последовательно, с ожесточением свели на нет одно за другим завоевания политических ссыльных, которых они добились благодаря инициативе и настойчивости большевиков. Была разгромлена Нарымская подпольная партийная организация, ее возглавлял Валериан Куйбышев. Были закрыты библиотеки, театр, столовые, пекарни. Томский губернатор Гран летом 1911 года специально приехал в Нарым, чтобы лично установить еще более жесткий режим ссылки. По его приказу было изменено и место ссылки Свердлова. Якову Михайловичу надлежало отправиться за 600 верст вверх по реке Кети, в село Максимкин Яр, бывшее тогда «остяцкой столицей».

Что это было за место, красноречиво свидетельствует Вл. Косарев, бывший со Свердловым в Нарыме: «Когда нам, бывало, грозили Максимкиным Яром, у каждого мороз пробегал по спине».

За немногие дни пребывания в селе Тогур Свердлов успел снестись с местными ссыльными большевиками.

Б. И. Краевский вспоминал, что Яков Михайлович передал им свои связи с Россией.

И вот наступил день, когда Якову Михайловичу пришлось сесть в лодку и в сопровождении двух вооруженных надзирателей отплыть в Максимкин Яр.

Свердлова поместили в доме плотника Кудрина. «Представь, — писал Яков Михайлович жене 13 октября 1911 года, — узкую комнату в 3 шага ширины и 7 длины, почти то же, что и камера в предварилке. По одну стену — два маленьких оконца, по другую — одно. К одной стене, выходящей на улицу, приделана кровать на манер одиночных нар из досок, далее сундук, столик и бок другого стола у другой стены, рядом с окошком, к другой стороне кот[орого] примыкает полочка, на ней лежат мои книги. Стену внутреннюю изображает деревянная перегородочка, не доходящая до потолка, и бок русской печки, затем крохотная дверь, ведущая в хозяйскую половину. Стол, за кот[орым] пишу, довольно удобный, покрыт клеенкой. Горит небольшая 7-линейная лампочка. Я уже привык к такому свету, кот[орый] раньше считал бы слишком скудным. Комната низкая, оклеенная мною снизу доверху газетами… Вот тебе моя обстановка».