Сверстники

Ему показалось, что отец не услышал его.

– Это я, Джоди.

Пенни повернул голову и с удивлением смотрел на него, как будто этот изможденный, оборванный мальчуган с грязным, в потеках слёз и пота лицом, с запавшими глазами и спутанными волосами был незнакомец, которому следовало объяснить цель своего прихода. Он оказал:

– Джоди.

Джоди опустил глаза.

– Подойди поближе.

Он подошёл к отцу, стал с ним рядом. Пенни взял его ладонь, перевернул её, медленно потер между своими ладонями. Джоди ощутил на своей руке капли, как от тёплого дождя.

– Мальчик мой… Я было совсем решил, что потерял тебя. – Пенни провёл рукой по всей его руке и взглянул на него. – Ты здоров?

Он кивнул.

– Ты здоров… Ты не умер и не пропал. Ты здоров. – Его лицо озарилось светом. – Слава всевышнему.

Это невероятно, подумал Джоди. Он был здесь нужен.

– Я должен был прийти домой, – сказал он.

– Ну конечно.

– Я сказал это не взаправду, что я ненавижу вас…

На лице Пенни появилась знакомая улыбка.

– Ну конечно, нет. Когда я был ребёнком, я тоже говорил как ребёнок.

Он пошевелился в кресле.

– В шкафу есть еда. Ты голоден?

– Я ел всего только раз. Прошлой ночью.

– Всего только раз? Значит, теперь ты знаешь. У Голодухи, – его глаза сверкнули в свете огня в точности так, как представлял себе Джоди, – …у Голодухи лицо, пожалуй, пострашнее, чем морда старого Топтыги, правда?

– У неё страшное лицо.

– Вон там преснушки. Открой мёд. В тыкве должно быть молоко.

Джоди задвигал тарелками. Он ел стоя, с волчьей жадностью кидая в себя еду. Он залез пальцами в миску с варёным коровьим горохом и пригоршней отправлял его в рот. Пенни в изумлении глядел на него.

– Как жалко, что тебе пришлось узнать это таким путём, – оказал он.

– Где ма?

– Она уехала на повозке к Форрестерам за семенной кукурузой. Она решила попробовать снова засадить часть поля. В обмен она взяла с собой кур. Её страшно заедала гордость, но ей просто ничего другого не оставалось.

Джоди закрыл дверь шкафа.

– Мне надо помыться, – сказал он. – Я страсть какой грязный.

– На очаге есть тёплая вода.

Джоди налил воды в таз и начал оттирать лицо, ладони, руки. Стекавшая с него вода была слишком черна даже для ног. Он выплеснул её во двор, наполнил таз чистой, сел на пол и вымыл ноги.

– Хотелось бы мне знать, где ты был, – сказал Пенни.

– Я был на реке. Я хотел уехать в Бостон.

– Понимаю.

Он казался таким маленьким, сморщенным в своих одеялах.

– А как твои дела, па? – спросил Джоди. – Тебе лучше?

Пенни долго глядел на угли в очаге.

– Ну что ж, тебе тоже надобно знать правду, – сказал он наконец. – Я совсем никуда.

– Когда я управлюсь с работой, ты должен отпустить меня за доктором Вильсоном, – оказал Джоди.

Пенни внимательно посмотрел на него.

– Ты вернулся совсем другой, – сказал он. – Ты получил хорошую встряску. Ты уже не ребёнок, Джоди…

– Да, папа.

– Я хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. Ты вот решил, что я изменил тебе. Так вот, одно каждый должен понять. Быть может, ты уже понял. Дело не во мне. Дело не в том, что твой маленький оленёнок должен был быть уничтожен, сын. Жизнь изменяет тебе.

Джоди посмотрел на отца и кивнул.

– Ты видел, как обстоят дела в мире взрослых, – продолжал Пенни. – Ты видел подлость и низость людскую. Ты видел Курносую за работой. Ты свёл знакомство со Старухой Голодухой. Всякий человек хочет, чтобы жизнь была прекрасна – и легка. И она прекрасна, мальчуган, она чертовски прекрасна – но не легка. Жизнь сшибает человека с ног, он встаёт, а она снова сшибает. Я не знал покоя всю свою жизнь. – Его пальцы перебирали складки одеяла. – Я хотел, чтобы жизнь была легка для тебя. Легче, чем она была для меня. У человека сердце кровью обливается, когда он видит своих детишек перед лицом жизни. Он-то знает, что она вынет из них душу, как она вынула душу из него. Я хотел поберечь тебя, насколько хватит у меня сил. Я хотел, чтобы ты резвился со своим оленёнком. Я знаю это одиночество, которое он тебе облегчал. Каждый человек одинок. Что же ему остается делать? Что ему делать, когда его сшибает с ног? Принять свою судьбу и жить дальше.

– Мне стыдно, что я убежал, – сказал Джоди.

Пенни сел прямо.

– Ты уже достаточно взрослый, чтобы сделать собственный выбор. Может быть и так, что ты захочешь стать моряком, как Оливер. Есть люди, как будто созданные для суши, и люди, как будто созданные для моря. Я бы так рад был, ежели б ты захотел остаться, хозяйствовать на земле. Я бы так рад был дожить до того дня, когда бы ты выкопал колодец, чтобы ни одной женщине здесь не приходилось стирать в насочившейся воде на косогоре. Ты хочешь этого?

– Хочу.

– Ну, по рукам.

Он закрыл глаза. От огня в очаге остался лишь жар. Джоди прикрыл его золой, чтобы сохранить до утра горячие угли.

– Мне нужно помочь, один я до постели не доберусь, – сказал Пенни. – Похоже, мать останется там на ночь.

Джоди подставил ему плечо, и Пенни, тяжело опершись на него, с трудом доковылял до кровати. Джоди натянул на него одеяло.

– Как хорошо, когда ты дома, мальчуган. Ступай в кровать, отдыхай. Спокойной ночи.

Его всего обдало теплом от этих слов.

– Спокойной ночи, па.