Свет и тьма, или Поэма о трех девицах

Гуляет Вася с дружками

Последний нонешний денечек,

Пьет стаканами и не хмелеет.

Только злая веселость в душе растет.

«Или морду набить кому-нибудь?»

Смотри на дружков дерзким взглядом.

«Или пойти утопиться? Гори оно всё огнем!»

Столько лет ни капли не брал,

А сегодня с тормозов сорвался.

Мир для него как бочка, в которой он заточен.

Поднялся Витя, желваки играют.

— В морду кому дать?

Смотрят дружки испуганно.

Крышу сорвало у Витьки.

— Что затихли? Боитесь?

Да хоть всей толпой выходите!

Рванул на груди рубаху.

— Но пазаран, паразиты!

— Вася! Что это такое?

Слышит он голос сзади.

Он повернулся, а рядом

Стоит тетя Валя и плачет

— Чего это вы, тетя Валя?

Зачем это вы сюда?

— Пойдем, Виктор, в сторонку!

Есть разговор к тебе.

Она ему всё рассказала.

И хмель, словно ветром сдуло.

— Позвольте схожу за рубахой?

Можно мне к вам прийти?

Лежит на кровати Вера

С бледным застывшим лицом.

Покойник бывает краше.

Жутко даже смотреть.

— Вера! Я всё рассказала

Ему. Не сердись уж, дочка!

Но так, как ты поступила,

Такого нельзя никак.

Вера не шелохнулась.

Глядит в потолок неподвижно,

Будто она не слышит,

Что говорит ей мать.

Виктор заходит робко,

Долго стоит на пороге.

Мать незаметно вышла.

Он тяжело шагнул.

— Вера!

Она молчала.

— Прости меня идиота!

Я же тупой как валенок.

Я виноват во всем.

— Зачем ты пришел? Не надо!

Витя шагнул к кровати.

Вздохнул. И встал на колени.

— Я не уйду отсюда!

Буду стоять так сутки,

Неделю, целую вечность,

Пока ты не согласишься,

Что станешь моей женой.

И тишина. Лишь слышно,

Как шелестят часы,

Как кот лениво зевает

На кресле — любимом месте.

Вера к окну повернулась.

А за окном воробушек,

Маленький, любопытный,

Глядит на них черной бусинкой.

— Да поднимись ты, Витя!

— Нет! — отвечает твердо.

— Зачем я тебе такая?

Другую себе найди!

— Мне не нужна другая.

Мне никого не надо,

Кроме тебя. Разве

Это трудно понять?

— Какой ты, однако, Витя!

Можно?

И руку тянет.

Волосы перебирает.

Витя, как кот, урчит.

Глава пятьдесят первая

ЛЮБА. РЕШИТЕЛЬНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ

Мирно в озере плавают уточки.

А кого им бояться сейчас?

Нет охотников с грозными ружьями,

Чтоб их плоть разорвать на лету.

Обнимает он Любу за плечи,

Дышит в нежное ушко и шепчет:

— Никогда, сколько жил я на свете,

Не бывал я счастливым таким.

Словно был механизм я бездушный,

И как будто я спал до сих пор.

Но застыла она, и ни слова

Не сказала на это ему.

— Люба! Любочка! Что-то случилось?

Может, чем-то обидел тебя?

Почему ты молчишь, моя милая?

Ну, прошу, хоть словечко скажи!

Поглядела в глаза. Столько жалости

Прочитал он во взгляде ее.

И с плеча убрала его руку.

— Саша! Надо об этом забыть.

Нет работы в селе для тебя.

Кем ты будешь здесь? Скотником? Или,

Может быть, в трактористы пойдешь?

Над тобой же все будут смеяться,

Как над клоуном в цирке. В тебе

Ничего деревенского нет.

Ты же, Саша, насквозь городской.

Там тебя ожидает карьера.

Ты же там, словно рыба в воде.

Это путь твой, призванье твое.

А сейчас говорит в тебе чувство.

Только чувство пройдет, и тогда

Попрекать меня будешь ты, Саша,

Не в открытую пусть, но в душе.

Что случилось, забудем про это.

И сама я не знаю, зачем.

Но женою твоей я не буду.

Умоляю тебя, уезжай.

Словно камнем по темечку стукнули.

Ничего он не может понять.

Только губы его задрожали.

Еле держится, чтоб не заплакать.

— Ты прости меня, Саша. Я глупая.

Вижу я, что тебе тяжело.

Эту боль я тебе причинила.

Уезжай и забудь обо всем.

— Люба! Милая! Что же случилось?

Намекни мне хотя бы чуть-чуть.

Не уеду, пока не узнаю.

Что за тайна, хочу я понять.

Как сказать ему, Люба не знает.

Он же весь городской, он не наш.

Пропадет он в деревне, не сможет

Деревенским он стать никогда.

— Да пойми же ты, Саша! В деревне

Ты не сможешь прижиться никак.

Тяжело он вздохнул и ответил:

— Значит, вон в чем загадка была.

Что нам в город мешает уехать?

И Сережу возьмем мы с собой.

— Нет, я в город теперь не поеду.

Пожила. И назад не хочу.

Деревенская я. Что поделать?

За Сережу я тоже боюсь.

— Значит, сделаем так!

Он поднялся.

— Ты не едешь. И я остаюсь.

И решать за меня ты не будешь.

Ты пока, знаешь, мне не жена.

Глава пятьдесят вторая

НАДЯ

Рассказ Феди

По тайге ходил я с годик

В роли мула. Груз носил.

Ни машина и ни лошадь

В тех местах пройти не могут.

Мужики — народ ученый.

По лесному делу асы.

Измеряют, вычисляют,

Пишут разные бумаги.

Академики и только!

За сезон узнал так много,

Больше, чем узнал я в школе.

Не швец, не жнец,

Не в дуду игрец.

Несуразный я какой-то.

Надо мною, помнишь,

Смеялись в школе,

Потому что я был

Не как все.

Меня били,

Не смел я сдачи дать.

Ругали, я молчал,

Понурив голову.

Обзывали,

Я ударялся в слезы.

Даже мама звала меня

Недотепой.

Глава пятьдесят третья

ВЕРА. РАССКАЗ МАТЕРИ

«Хотя его мне почему-то жалко.

Страдает он. А как меня он любит!

Не знаю я, что делать. Кто-нибудь

Мне подскажите.

Что должна я делать».

И не сдержавшись,

Зарыдала Вера.

Тут мать вернулась.

— Ты чего такая?

— Да всё нормально, мама!

Не волнуйся.

— Я вижу, что глаза на мокром месте.

Опять?

— Мне Витя сделал предложенье.

Присела мать.

— Как? Витя? Предложенье? Ох ты!

— В любви признался

И жениться хочет.

— А ты?