Свет изначальный

Уж как разлились улицы широкие да просторные, точно река-матушка, несли они подводы, люд разный, лошадей да поклажу. И остановиться боязно, и дальше ехать немыслимо. Но почуяла девица наша, что пора ей ступить своим путём во граде этом, и распрощалась сердечно с бабой и мужиком, её на телеге подвозившими. У просторной площади сошла Василиса на дорогу града княжеского, и ноги её вмиг ощутили твёрдость сей земли. То не мягка да маслена землица деревенская, то твердыня и стать оплота княжеского. Затревожилась было девица, заробела, но затеплился оберег на груди её, да разлился волною сердечною по всему телу, и стало ей любо да покойно. Что ж, земля новая, град княжеский, знать, судьба ей тут оказаться да по дороге этой двинуться. Так тому и быть.

Вдохнув глубоко и привольно, направилась Василиса к площади торговой, к теремкам да ларцам у них разложенным. Вдруг увидела она мальчонку малого на дороге посередь площади. Защемило девице сердце предчувствием недоброго и заспешила она к нему поближе. И то верно. Неслась о ту пору по площади повозка боярская, не разбирая ни люду, ни дороги. Неслась, запряженная лихим, вороным конём. Заприметила то Василиса и бросилась стремглав к мальчишке на подмогу. Сбила его в сторону, а самой на погибель верную идти? Уж как взвился конь ретивый, да на дыбы встал, девицу увидев. Василиса же упала оземь в беспамятстве, а конь на волоске от неё встал стеною и ни с места. Почуял он силу её Родную, сердце её бескрайнее и не посмел нанести вреда душе пресветлой.

Повозку вздёрнуло и едва не завалило. Выскочил оттуда молодой боярин, осерчавший да разгневанный. Кто де посмел на пути его стоять, да коня тревожить!? И видит он девицу прекрасную, без чувств на земле лежащую, а подле неё мальчонка рыдает, никак не утешится. Остыл гнев боярина, совестно ему стало. Стал он думать, как содеянное поправить. А тут мальчонки того мать выискалась, сама знатно одетая боярыня, да как кинется коршуном на него, на виновника, как на площадь всю да честной народ обличит его, нечистивого, по людским рядам во весь опор несущегося. Повинился он да покаился, а девицу неизвестную в повозку свою уложил бережно и сам подле пошёл смиренно. И боярыня с сыном следом за ними направилась, в колеснице своей золочёной, прямиком в княжеские палаты.

Скоро и княжеский терем показался – статный да высокий. Свистнул боярин повинившийся слуг своих. Прибежали они, да на подмогу кинулись девицу на высокое крыльцо занести да в боярские покои. Боярыня с сыночком малолетним к себе в соседнюю опочивальню Василису определила. Захлопотала, девушек сенных заторопила, чтобы поудобнее да помягче её гостью устроили.

Вдруг челядь забегала, все засуетились и принялись перешептываться громким шёпотом. Тут же всё стихло, а в зале трапезной стало вдруг светло и торжественно. То на шум да суету сам князь пресветлый явился, Святослав Владимирович. Ответами слуг не удовлетворённый, сам решил он явиться и уразуметь, что случилось, что стряслось.

– Любава Ярославовна, доброго дня тебе! Что за шум да гам? – сочно прозвучал голос князя в благоговейной тишине.

– Святослав Владимирович, свет наш Княже, и тебе дня доброго! – певуче ответила Любава и кротко поклонилась ему в пояс. – Несчастие приключилось с нами в рядах торговых, но о том Всеволод Ростиславович тебе поведает, ибо он виновник сего произшедшего!

Всеволод выступил вперёд с поклоном низким князю да покаился:

– Княже, Святослав Владимирович, то вина моя, каюсь пред тобою и людьми! Разогнал коня ретивого я на площади, да в рядах торговых не успел я сбавить ходу…А о ту пору на дороге сынок Любавы Ярославовны стоял, от пригляду сбежавший. То девица одна приметила, да и бросилась ему на подмогу. Мальчонку с пути опасного оттолкнула, да сама упала оземь…Привезли её с собой мы, да в покои Любавы Ярославовны уложили…Ни жива ни мертва та девица! Как нам быть да что поделати, не ведаем, Княже! От того мы шумим, от того и решаем, да никак не решим, чем помочь да как с немочью такою сладить!

Выслушал его князь пресветлый, выслушал да и молвил в ответ:

– Всеволод, друже, как же боярин знатный да пригожий, да шалишь среди людей! А коли мальчонка смерть от тебя б принял, как бы жил ты со своею удалью молодецкой? Но коли девица в яви не останется, как бы люб ты ни был нам, голубчик, а из терема княжеского прогнать тебя придётся и в ремесле свою огрешность отработать семь годин! Так что молись всем Богам, Всеволод, за здравие девицы и всеобщее прощение!

Покачал князь головой и последовал за Любавой девицу проведать в её опочивальню. Только князь к ложу с Василисой приблизился и увидел её, так и ахнул он, невольно пораженный. Светлый лик девицы сиял мягким светом, косы русые по подушке разметалися, и вся строгость и красота её покоились в тиши, точно самая чистая жемчужина.

– Вот так диво дивное! – прошептал он благоговейно.

– Да, княже, зело жалко девицу! В самом расцвете лет, краса писаная, и не дышит, и не слышит! Что же делати нам, князь наш, Святослав Владимирович? – вопросила Любава встревоженно.