«Я не хотела писать вам об этом до тех пор, пока дело не рассудят: опасалась попасть в неприятное положение. Теперь же, когда ваш племянник лежит в земле (упокой, Господи, его душу!), а его убийцы – на каторжных работах (отпусти им грехи их, Господи!), не могу устоять перед желанием сказать вам, насколько это нас потрясло, меня и сына. Какая чудовищная история! Знаете ли вы, что мужики стащили Сергея Владимировича наземь с коня, избили, задушили, а потом утопили в реке, кинув в прорубь? Он-то рассчитывал, что погонщики за него заступятся, а они стояли сложа руки – и они тоже в конце концов возненавидели своего барина. А ведь он им хорошо платил! Я две ночи не могла уснуть! Со времен войны в наших местах то и дело случаются беспорядки, мужики бунтуют. Даже наши, в Славянке, начали пить и чваниться! До чего печальные настали времена! Управляющий, которого вам назначили, человек очень хороший, порядочный, из немцев. Вася считает, что вы можете полностью ему доверять. Конечно, теперь, когда вы поселились в Париже, ваш каштановский дом потерял для вас всякую привлекательность! Здесь все думают, что вы продадите это прекрасное имение, и меня это очень огорчает – вы ведь знаете, нам с Васей очень приятно было ваше соседство. Иногда, когда мы с ним сумерничаем, случается заговорить об этом. Но, между нами, вы совершенно правы. Непонятно, какое будущее ожидает большие земельные владения. Сельское хозяйство почти никаких доходов не приносит, крестьяне обленились, стали дерзкими. Повсюду царит неуверенность, денег вечно не хватает. Говорят, наш новый царь – истинный ангел кротости и великодушия! – твердо намерен в ближайшие годы освободить крепостных. Это благородное намерение, и Васю оно очень тронуло. Он говорит, что для России настает заря новой эры, сбываются чаяния его друзей. Дай-то Бог! Да только я опасаюсь, что наши мужики, как только их освободят, не будут знать, куда податься, и все хозяйство в стране расстроится. „Вот и еще одна причина для меня расстаться с Каштановкой!“ – скажете вы. Да, конечно, такая уж я уродилась, вот и опять выступаю против собственных интересов. Ну, что бы вы там ни решили, я надеюсь, что вы все-таки приедете сюда на месте уладить все дела, и, если вы пробудете здесь хоть несколько дней, если мы хоть ненадолго увидимся – это смягчит огорчение, которое я испытываю при одной только мысли о том, что вскоре в вашем имении, может быть, станет хозяйничать чужой человек…»
11
Известие о том, что Софи получила наследство, мгновенно распространилось в парижских салонах. Дельфина так радовалась, словно это счастье выпало ей самой. Теперь она не расставалась с подругой детства и непременно хотела давать ей советы по любому поводу. Послушать ее, так следовало немедленно начать ремонт в особняке на улице Гренель, купить хорошую мебель, перекрасить стены, сменить занавеси и обивку, нанять слуг. Софи, едва успевшая получить из Каштановки прежние недоимки, не хотела влезать в серьезные расходы до того, как продаст имение. Ей казалось, что все эти обновления могут подождать до ее возвращения из России, да и голова у нее к тому времени будет яснее, она сможет свободнее решать, как поступать дальше. Тем не менее она все же решила заказать себе несколько платьев, правда, речь шла о дорожной одежде, а не о вечерних нарядах. Дельфина, неизменно присутствовавшая на всех примерках, как-то заметила, когда Софи стояла перед большим зеркалом в своей комнате, безраздельно отдавшись во власть ощетинившейся булавками портнихи:
– Напрасно вы откладываете на завтра обновление своего дома. Работы такого рода всегда затягиваются надолго, но и ваш дом, и вы сами непременно должны быть готовы к началу зимнего сезона!
– Ничего страшного не произойдет, если я на несколько месяцев запоздаю! – ответила Софи.
– Произойдет, дорогая моя! – возразила Дельфина. – Вы больше не можете позволить себе отставать от светской жизни!
– Да что вы, – воскликнула Софи, – будет вам! Я живу вдали от всего, я никому не интересна!..
– А вот тут вы ошибаетесь! Времена изменились! И ваше положение обещает сделаться совершенно исключительным…
Поскольку Софи никак на это заманчивое обещание не отозвалась, Дельфина присунулась лицом к ней поближе и продолжала, понизив голос, с таинственным видом:
– Ваши связи с Россией, с одной стороны, и с Францией – с другой, совершенно естественно предназначают вас для роли посредника между этими двумя мирами. Княгиня Ливен стара. Она уже никого не принимает. Ее уже никто не слушает. Вы вполне можете занять ее место!
Софи искренне расхохоталась:
– Вы шутите! У меня нет ни способности, ни желания этим заниматься!
– Что касается способности – вы себя недооцениваете! А что касается желания – оно понемногу пробудится! Разве вам не хотелось бы воздействовать на мнение ваших соотечественников в том, что касается отношений с Россией?