Свет в августе. Деревушка. Осквернитель праха

– А куда вы все-таки едете? – А он поглядел на меня, – вроде хочет быстренько что-нибудь выдумать, но, видно, врать не привык и знает, что вряд ли ему поверят. – Наверно, просто осматриваетесь? – говорю.

– Да, – говорит. – Вот именно. Просто путешествуем. Куда бы вы нас ни подвезли, все равно вы нас очень выручите.

Ну я и сказал ему, чтобы залезали.

– Надеюсь, вы меня не убьете и не ограбите. – Он пошел и привел ее. Тут я увидел, что на руках у ней ребенок, махонький, году нет. Он хотел было подсадить ее в кузов, а я говорю: – Отчего бы одному из вас в кабине не поехать? – Они поговорили немного, потом она залезла в кабину, а он пошел на заправочную станцию, вынес картонный чемодан – знаешь, такой, под кожу, – засунул в кузов и сам влез. И поехали – она в кабине, с ребенком на руках, и то и дело назад поглядывает, не выпал ли он там или еще чего.

Сперва я думал, они женаты. Да, в общем, и не думал ничего, только подивился, как это такая молодая статная девушка – и вдруг с ним сошлась. Ничего плохого в нем не было. Парень вроде хороший, работник, видно, – из тех, которые подолгу на месте держатся и прибавки не просят, покуда им разрешают работать. Вот такой примерно парень. Такой, что, кроме как на работе, он всегда где-то сбоку припека. Я себе представить не мог, чтобы кто-нибудь, какая-нибудь женщина запомнила, как спала с ним – не говоря уже о том, чтобы такое доказательство на руках имела».

И не стыдно тебе? спрашивает его жена. Говорить такое женщине.

Они беседуют в темноте.

Я что-то не вижу, чтобы ты покраснела, говорит он. И продолжает:

«Я вообще об этом не думал, пока мы не остановились на ночевку. Она сидела со мной в кабине – ну, разговорились, как водится, и немного погодя узнаю, что пришли они из Алабамы. Она все говорила: «Мы пришли», и я, конечно, думал, что она – про того, который в кузове едет. И говорит, что они уже почти два месяца в дороге.

– Вашему мальцу, – говорю, – нет двух месяцев. Если я в цветах разбираюсь. – А она отвечает, что он родился три недели назад в Джефферсоне, и я говорю: – А-а, где нигера линчевали. Это, наверно, при вас еще было. – И тут она прикусила язык. Как будто он не велел ей про это разговаривать. Я понял, что он. Ну, едем дальше, а как смеркаться стало, я говорю: – Скоро будет город. Я в городе ночевать не останусь. Но если вы хотите завтра со мной ехать, я заеду за вами в гостиницу, часов в шесть, – а она сидит тихо, как будто ждет, что он скажет, и он немного погодя говорит:

– Я думаю – на что вам гостиница, когда в машине дом. – Я промолчал, а уже в город въезжаем, и он спрашивает: – А этот городок порядочный или так себе?

– Не знаю, – говорю. – Но думаю, пансиончик какой-нибудь здесь найдется.

А он говорит:

– Интересно, нет ли тут лагеря для туристов? – Я молчу, и он объясняет: – Чтобы палатку снять. Гостиницы эти дорогие – особенно если людям ехать далеко. – А куда едут, так и не говорят. Как будто сами не знают, а так, смотрят, куда им удастся заехать. Но я еще этого не понимал. А вот что он от меня услышать хочет, понял – и что сам он у меня об этом не попросит. Как будто, если Бог положил мне сказать это, я скажу, а если Бог положил ему пойти в гостиницу и заплатить, может, целых три доллара за номер, он пойдет и заплатит. И я говорю:

– Что ж, ночь теплая. Если вы не боитесь москитов и на голых досках в машине спать…

А он говорит:

– Конечно. Это будет прекрасно. Это было бы очень прекрасно, если бы вы ей разрешили. – Тут я заметил, что он сказал ей. И начинаю замечать, что он какой-то чудной, напряженный, что ли. Такой у него вид, будто сам себя накрутить хочет на какое-то дело, которое сделать охота, но боязно. И боится вроде не того, что ему худо будет, а вроде само дело такое, что он бы скорее умер, чем на него решился, если бы всех остальных путей не перепробовал и в отчаяние не впал. А я еще ничего не знаю. Никак в толк не возьму, что у них там за история. И если бы не ночевка с этими приключениями, я, думаю, так бы и расстался с ними в Джексоне, ничего не узнавши».

А что он сделать-то хотел? говорит жена.

Подожди, дойдет черед и до этого. Может, я тебе даже покажу. Он продолжает: