В один из самых последних дней 1920 года Том и Изабель сидели на дальнем краю пристани. Легкий ветерок, гнавший рябь по воде, наигрывал одному ему ведомую мелодию, постукивая по бортам баркасов тихими всплесками волн и раскачивая снасти на мачтах. В воде отражались огни гавани, а в небе светились россыпи звезд.
– Но я хочу знать все-все! – решительно заявила Изабель, болтая босыми ногами над водой. – И ни за что не поверю, что «больше рассказывать нечего». – Ей с неимоверным трудом удалось вытащить из него признание, что после частной школы он поступил в Сиднейский университет, где выучился на инженера. – Я могу тебе рассказать про себя кучу всего! Например, про бабушку и как она учила меня играть на пианино. Или что я помню о дедушке, хотя он умер, когда я была совсем маленькой. Или каково в нашем городе быть дочерью директора школы. Я могу рассказать тебе о своих братьях Хью и Элфи и как мы плавали на ялике и ловили рыбу в реке. – Она посмотрела на воду. – Я иногда скучаю по тем временам. – Намотав на палец локон, она задумалась и наконец сформулировала: – Это… как огромная галактика, которая ждет своего открытия. А я хочу открыть твою.
– Что ты еще хочешь знать?
– Ну, скажем, про твоих родных.
– У меня есть брат.
– А имя мне позволительно узнать? Или ты его забыл?
– Нет, не забыл. Сесил.
– А родители?
Том перевел взгляд на фонарь, горевший на мачте.
– Что – родители?
Изабель повернулась и заглянула ему в глаза.
– Интересно, что у тебя на душе?
– Моя мать умерла. А с отцом я не общаюсь.
С ее плеча соскользнула шаль, и Том поправил ее.
– Не замерзла? Может, проводить тебя домой?
– Почему ты не хочешь об этом разговаривать?
– Если для тебя это так важно, я, конечно, расскажу, но мне бы не хотелось. Иногда прошлое лучше не ворошить.
– Но семья не может оказаться в прошлом. Она всегда незримо присутствует рядом.
– Тем хуже.
Изабель выпрямилась.
– Ладно, не важно. Пора идти. Родители, наверное, волнуются, куда мы запропастились, – сказала она, и они неторопливо двинулись в обратный путь.