Свет за деревьями

Города, которые проехали мы в то лето,обведенные тобою на карте,Dieppe, Honfleur, Calais, его граждане,идущие через площадь.И похожие на площади гавани,гавани, качание лодок,фрукты моря,разложенные в витрине,мачты, клонящиеся друг к другу.«Ничего, в общем, нет, только этокачание, эти блики —toutes ces choses pensent par moi, ou je pense par elles

—,огромность воздуха, облака».И где-то, на какой-то окраине,солнце, пыль, трупный запах,бесконечная, низкая, краснаястена скотобойни.7 июля 2003

«И даже не то удивительно, что я сам…»

И даже не то удивительно, что я сам,когда-то клавший на рельсы большие гвозди,чтобы колеса отходящей от станцииэлектрички сплющили их в подобие ножика,сижу и пишу сейчас все это, называя

себя собою, как называл ясебя в тот летний, нежаркий, долгий,с облаками над насыпью, день, когда яв сухой и серой траве, средикамней, кульков, обрывков газет, искално так и не нашел отлетевшийнеизвестно куда, блеснувшийи звякнувший обо что-то железное, гвоздь, и дажене то, что он лежит еще, может быть,где-то там, в траве, под насыпью и облаками, но что-тосовсем иное, конечно же, удивительно,чему я и тогда уже удивлялся,

поднимая голову, прислушиваяськ издалека нараставшему шуму другого поезда.6 июля 2003

«Я даже не дожил еще до того…»

Я даже не дожил еще до тоговозраста, в котором был мой отец,когда я родился. Вот здесь повернем налево,поедем по автостраде.Все начинается заново, каждый день,начинается заново. Далеко мызаехали. Город, сожженный солнцем.Часы на башне. Воскресная пустота.

Как все это хочет быть сказано, эти улицы,еле дышащие от жары, эта площадьс ее расписанными фасадами (на одном изкоих — Святой Христофор,несущий на плечах свою ношу), рекас безумными ее бликами… Мой отецтоже начинал очень поздно. Жизнь тожеделилась для него на две части.Начиная вторую часть, вспоминаешьначало первой. Вот так же тенилежали на тех тропинках, как в этом парке,где мы пьем кофе, прежде чем ехать обратно.

«Свернуть с автострады…»