К моей душе прибилась блудной овцой чья-то чужая душа, вцепилась что есть сил и держится, качаясь над смертной пустотой, и в моей власти воспротивиться и отторгнуть ее чужеродное присутствие. Но не сестра ли она мне, терпящая бедствие, и какая разница, по чьей вине совершилась беда. О вине можно поговорить потом, а сейчас безадресный звонок в мою дверь, так почему же не протягивает руку мое дальнее Я, если оно бессмертно… Сделай усилие, душа, отзовись хотя бы эхом на глас бесконечности.
Все нутро сотряс сорвавшийся во всяких тормозов мат. Мат начался как обыкновенный мужицкий, но, исчерпав убогое воображение пьяниц и работяг, перерос в дамский, после которого мне захотелось укрыться под вшивой полой встречного забулдыги и сообщить ему, как он нежен и деликатен.
— Нежности ей — трам-бух-тра-та-та и так далее!.. Эй, держите меня деликатно трах-тара-рах, чтоб вас всех бам-барах-бах!..
— У меня идея, — проговорила я, дождавшись просвета. — У нас только что создали альтернативное вещание. У них дефицит свежих идей. Предложи им свое мат-шоу, заработаешь миллион.
— Миллион!.. — взревела Е. — Ты мне тра-та-та баки туда-сюда не заговаривай! Давай как человек так-перетак и по-всякому, если не хочешь, чтоб я навсегда свихнулась! У меня крыша едет от твоей та-рарам фигни! Я честно ждала, а у тебя бам-бух-бах дальше-больше… Все!! Когда, клизму им в нос, мужика приведешь?
Я не спешила понять:
— Какого мужика?
— Да хоть какого, лишь бы трах-тах-тах!..
— Перестань собачиться. Это не располагает к общению.
— А мне твое общение сто раз бах-бах-бах…
— Дело хозяйское, — выдержанно объявила я и взялась за ближайший толстенный том.
«…геометрическое место точек круговых сечений, проходящих через центр тяжести вихря и перпендикулярных линии тока, и представляет собой поверхность, получаемую вращением синусоиды вдоль своей продольной оси…»
Мне показалось, что Е. рванулась фейерверком. В глазах рябил шквальный звездопад, как ночью в середине августа. Но и сквозь звездопад я заставила себя видеть темные потухшие буквы:
«…ментальная интерпретация логоса представляет из себя в метафизическом пространстве геометрическое место точек возможного распространения свойств и связей данного объекта…»
Я упорно произносила строчку за строчкой, мгновенно отыскивая у гениального Шмакова наименее сопряженные с обычным восприятием фразы, надеясь, что Е. не окажется бегуном на длинные дистанции. Шмаков мне попался на эзотерическом книжном развале, куда я недавно заглянула, гонимая внутренним голодом и скромной мыслью, что я не первая взывающая к Небу еретичка. Я еще не успела его прочитать, это не детектив, на который хватит одной ночи, тут постижение явно мерилось целой жизнью. Я медлила с принятием кем-то приготовленной пищи, испытывая желание провести рекогносцировку мира самостоятельно. Но и выхваченные наугад несколько страниц поразили меня глубиной и добросовестной заботой о приоткрывшем очи еще неуверенном разуме. С этой книгой я перестала чувствовать себя сумасшедшей.
Е. оказалась чемпионкой. Она выкинула белый флаг только через двадцать минут.
— Марусь… Я не буду, Марусь… Раз больше никакой язвы рядом, одна ты… Хрен с тобой, говори что хочешь, только сама, а то у меня заворот кишок от этого твоего… Он кто? Доисторический? Неуж недавний? А себя-то понимал? Ой, давай лучше чаю попьем…
— Разве он до тебя доходит? Я имею в виду чай.
— Ну, не доходит, понятно, но все-таки. Напиться не напьешься, а вкус есть.
Я отправилась на кухню и поставила чайник. Пить хотелось и мне.
— Я крепкий люблю, — объявила Е. — И сахару побольше.
— Тебе не повезло. Я пью без сахара.
— Жмешься, что ли? — изумилась Е. — В зоне и то хоть пол-ложки бросали…
— Вон сахарница, трескай.
На моих задворках обвалилось беспомощностью. Беспомощность поспешила спрятаться за мирным голоском:
— Чего к мужику-то моему не сходила?
Я тему не поддержала.
— Зачем? — спросила я.
Если бы она сидела напротив, она бы, вероятно, чем-нибудь подавилась.
— Ты что? Ты как?.. Бананами обходишься?
До меня как-то не сразу дошло, что имеется в виду. Чтобы окончательно спуститься от шмаковских небесных вихрей, потребовалось время. А когда всё же дошло, я выплеснула оставшийся чай в сторону соседнего стула.
Только вряд ли Е. там находилась.
— На стену попало, пятно будет, — посожалела Е.
Я мрачно молчала.
— Да ладно тебе, — вполне по-свойски пробормотала Е. — В зону бы тебя, чистоплюйку… Кто как может устраивается. И ничего тут такого, раз природой устроено, но не обеспечено.
— Что природой устроено? — не выдержала я. — Что тебе не обеспечено?
— Ну, ты посмотри! — изумилась Е. — Ну, прям первый раз слышим… Да теперь про это в детском саду знают! Что у кого и для какой надобности.
— Ну, и для какой же?
— А для трам-тарарам там-там!..
— Это у детсадовских ангелочков такая надобность?
— Не строй дебилку, сама знаешь, что удовольствие.
— От комаров чешешься — тоже удовольствие…
— Ты фригидная, что ли? Тогда какого рожна он к тебе таскался?..
— Давай договоримся: мухи у нас отдельно, а борщ отдельно.
— Мухи, ага… — обиделась Е.