Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком

О тяжелом состоянии заключенного, объявившего голодовку, врач доложил коменданту крепости. Нет, не любовь к ближнему, а обязательные неприятности, которые последуют после смерти истощенного политического, заставили Немировича-Данченко без ведома Новицкого вызвать родственников Урицкого, чтобы они убедили его прекратить голодовку. Свидания с Моисеем уже несколько дней добивался муж Берты. Замуж Берта вышла, когда Моисея в Черкассах не было, он организовывал в Бердичеве типографию. Моисей радовался ее замужеству. Лучшего мужа, чем Гитман Каплун, тот самый студент, готовивший Моисея в Черкасскую прогимназию, трудно даже придумать. Но приехать на ее тихую свадьбу так и не смог, не на кого было оставить типографию. А вот Берта с мужем приехали навестить Моисея в Бердичев. Встреча вышла по-родственному теплой, по той общности взглядов, которую можно было ожидать, Моисей не почувствовал. Уж больно глубоко вник бывший студент в торговые дела Берты. Вот и теперь ои приехал в Киев по торговым делам и по просьбе Берты пытался получить разрешение на свидание с Моисеем. После категорического отказа Гитман совсем было собирался прекратить дальнейшие попытки, когда внезапно свидание было разрешено, и даже в нарушение всех положений прямо в камере, боз охраны и жандармов.

Моисей не слышал лязга засовов и открываемой двери. Он лежал на койке в забытьи и принял появление в камере посланца сестры за игру больного воображения.

— Моисей, ты узнаешь меня?

Нет, привидения не разговаривают человеческими голосами.

— Как ты сюда попал?

— Мне разрешили свидание, чтобы я убедил тебя отказаться от голодовки.

— А я и сам решил отказаться, как только снимут запрет на чтение книг и разрешат курить. Ну, расскажи, что дома? Как Берта?

Свидание длилось около часа. Но поднимать снова разговор о прекращении голодовки или хотя бы о принятии лекарства, прописанного доктором, гость не стал, понимая всю безнадежность такого разговора.

Комендант крепости доложил о состоянии здоровья Урицкого в жандармское управление: «…арестованный очень слаб и может умереть».

«Пусть умирает, черт с ним. Меньше одним мерзавцем», — ответил Новицкий. Но через несколько дней, понимая, что смерть заключенного от голодовки невыгодно отзовется на престиже жандармского управления и лично его — генерала Новицкого, сам написал коменданту крепости: «…приказание о запрещении чтения и курева отменить».

Все эти дни Урицкий лежал неподвижно на койке, которую администрация разрешила не убирать к стене в дневное время. Было состояние полусна, полубодрствования, во время которого проносилось в тяжелой голове множество мыслей, видений, часто очень далеких от этой камеры, от голодовки. Снова появившийся в камере Гитман даже несколько удивил Моисея. Теперь свидание происходило по всем правилам, жандарм сообщил о снятии запрета на курение и чтение книг. Но трубку, отобранную администрацией крепости, жандарм не принес.

— У тебя есть папиросы? — оживился Моисей. Есть уже но хотелось, но возможность вот сейчас, немедленно закурить заставила приподняться с койки. Жадно затянувшись протянутой родственником папиросой, Урицкий потерял сознание. Пришел он в себя, когда жандарм объявил:

— Время свидания истекло.

— Принеси побольше папирос, — на прощание сказал Урицкий. — Побольше папирос. А Берте скажи, что у меня все в порядке.

По ходатайству Берты администрация крепости после окончания голодовки предоставила Моисею Урицкому максимум возможных в крепости льгот, даже получение обедов и ужинов из офицерского собрания, оплачиваемых родственниками.

Здоровье Моисея стало поправляться. На пользу пошли наконец и уроки конспирации из книги Гросса. Удалось связаться с политическими заключенными и через них снестись с киевским подпольем. Это было возвращение из могилы к жизни, к работе, к революционной борьбе.

Но случилась беда. 26 ноября 1900 года двое социал-демократов, Николай Синеоков и Василий Михайлов, передали для Урицкого коробку конфет. Передали, естественно, через дежурного офицера, тот вскрыл коробку и пристально стал рассматривать каждую конфету. На обертке некоторых конфет он заметил какие-то значки и цифры. Заподозрив шифр, офицер немедленно организовал погоню. Синеоков и Михайлов были задержаны недалеко от Киево-Печерской лавры и доставлены в жандармское управление, а затем отправлены в Лукьяновскую тюрьму. Опытные жандармские шифровальщики довольно легко прочитали запись. В шифровке сообщалось о работе нелегальной типографии и о мерах, принимаемых товарищами для скорейшего освобождения Урицкого.