Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком

Товарищи расспрашивали Урицкого об обстановке в Олекминске, о настроениях ссыльных. Попову власти разрешили адвокатскую деятельность, и он стал выступать в уездном олекминском суде. Шанцер же и Урицкий, несмотря на запрещение всяких собраний, организовали совместные читки книг, которые Виргилии умудрялся раздобывать у местной администрации. Устраивали обсуждение различных проблем ссыльной жизни, не обходя стороной и вопросы политики.

Урицкий, Шанцер с женой — Никифоровой-Шанцер, приехавшей к мужу в далекую ссылку, и еще четверо политических ссыльных, общались по вечерам, стремясь заполнить время полезным содержанием.

— Товарищи, а почему бы нам не сфотографироваться на память. Ведь никто пе знает, куда нас разбросают судьба и царь-батюшка, — предложил как-то Моисей Соломонович.

— Но ведь групповые фотографии запрещены полицией, — несмело возразил один из ссыльных.

— Потому-то это мероприятие и имеет особую прелесть, — весело подхватил идею Моисея Виргилии Шанцер. И сам взялся за это «преступное деяние», которое успешно и осуществил.

— Слушай, Моисей, — однажды вбежал в комнатку Урицкого Виргилий Шанцер, — в жандармское управление прибыла бумага о частичной амнистии для политических заключенных и ссыльных по царскому манифесту от 11 августа 1904 года.

— Ну нас-то с тобой эта амнистия, конечно, не коснется, — улыбнулся горячности товарища Урицкий.

— В том-то и дело, что касается! Я в этом списке!

— Счастливый. Значит, скоро поедешь домой. А мы уж тут…

— Да как ты смеешь даже подумать такое! — нахмурился Шанцер. И тут же в глазах его загорелся озорной огонек. — Ты пойми, как это здорово: все ссыльные должны протестовать против этой амнистии. Либо всех — либо никого. И мы с тобой должны немедленно этим заняться!

— Но меня ведь нет в этом списке.

— Ну и что?

— Для меня приемлема первая часть: «либо всех», а «либо никого» — совесть не позволяет, выходит, если не меня, то и никого.

— Послушай, Моисей, ты как-то спрашивал, что такое большевики и меньшевики? — медленно, словно подбирая нужные слова, заговорил Шанцер. — Вот я большевик. Я отказываюсь от такой дорогой и желанной свободы для того, чтобы выиграло наше общее дело. В твоих же сомнениях проглядывает меньшевистская тенденция: громкие слова, красивые жесты и непонимание главного — все чувства должны быть подчинены делу пролетарской революции. Сейчас главное — организованный протест.

Урицкий слушал Виргилия Шанцера и видел перед собой Бориса Эйдельмана, Ювеналия Мельникова. Чувствовал, насколько правда Шанцера глубже его интеллигентских раздумий.

— Ты прав. Я согласен. Давай действовать, — сказал Моисей.

Когда нужно действовать, Урицкий попадал в свою стихию. Протест должен быть от всей олекминской колонии. Для этого нужно встретиться с каждым, убедить, получить согласие на подписание протеста, и все это в условиях непрерывной слежки, при соблюдении глубочайшей конспирации.

И за подписью 25 политических ссыльных олекминской колонии родился документ, потрясший всю окружную жандармско-полицейскую систему. И среди первых стояли подписи Виргилия Шанцера и Моисея Урицкого.

Протест от имени собрания олекминской колонии ссыльных гласил:

«…Собрание прежде всего усматривает тенденциозное выделение части политических ссыльных, якобы проявивших раскаяние и заслуживающих своим „добрым поведением“ особую награду в виде сбавки сроков. Протестуя против иодобного разделения товарищей, собрание заявляет, что принятие революционерами такой льготы означало бы в глазах общества отречение их от своих революционных убеждений и от всякой солидарности с делом какого бы то ни было протеста в ссылке.

Собрание видит, далее, в этих пунктах желание правительства ввести общество в заблуждение своим якобы гуманным отношением к революционерам. Жестоко расправляясь в ссылке с одними революционерами, правительство помилованием незначительной части других стремится сгладить впечатление от протестов, нарисовавших перед обществом правдивую картину условий жизни в ссылке…

Наконец, собрание усматривает… поползновение правительства внести деморализацию в среду ссыльных путем поощрения слабых элементов ссылки особыми милостями.

В силу всего этого собрание считает своей обязанностью… протестовать перед правительством… и формой своего протеста избирает особое коллективное заявление якутскому губернатору.

Убежденные в огромном общественном значении массового протеста политических ссыльных против этой непрошеной милости правительства, собрание постановляет опубликовать в нелегальной печати как текст названной резолюции, так и заявление якутскому губернатору, а также разослать то и другое по колониям политических ссыльных Сибири и Европейской России».

Это был первый массовый протест политических ссыльных Сибири, дошедший до правительства царской России. Он прозвучал в преддверии событий 1905 года. Список революционеров, подлежащих амнистии, значительно расширился, а вот те, кому не посчастливилось в него попасть, почувствовали на себе тяжелую лапу местной администрации.