— Хорошо, — наконец произнёс он. — Я сделаю это. Но мы должны продолжать изображать наш конфликт перед всеми. Никто не должен знать, что мы теперь сотрудничаем. Даже наши одногруппники.
А он молодец. Начал понимать, к чему я клонил.
— Согласен. Знать об этом будем только мы двое. Ни Юсупов, ни Лёва, ни Эристов. Никто. За каждым могут следить, — добавил я.
Мы стояли в мрачной тишине пустого коридора, только слышался едва различимый шум за стенами корпуса. Аполлон, явно не в своей тарелке, вдруг вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза.
— Есть ещё кое-что, — его голос прозвучал тихо, но настойчиво. — Мне нужно, чтобы ты сделал одну вещь.
— Какую? — я нахмурился, чувствуя, что сейчас наверняка прозвучит нечто странное.
— Ударь меня.
Я моргнул, не веря своим ушам:
— Что?
— Врежь мне, Алексей. Мне нужен синяк или ссадина. Чтобы это было заметно, — его глаза вспыхнули решимостью, но в голосе сквозило напряжение. — Я собираюсь использовать это для своей миссии.
Вот это я понимаю — радикальный подход. Аполлон смотрел на меня с такой серьёзностью, так решительно, словно собирался идти на голгофу. И мне почему-то стало смешно. Но парень не шутил. Воспитанный боевиком, он, судя по всему, был немного профдеформирован.
Не то чтобы я так сильно любил бить людей, но просьба, да еще из уст вредины Безбородко казалась ироничной и уж очень соблазнительной.
— Уверен? — переспросил я, не сдержав улыбки. — Меня ведь дважды просить не нужно.
— Бей давай! Это часть плана. Нужно, чтобы они увидели конфликт и его проявление. Побои как оскорбление — идеально. Я собираюсь показать им, что действительно готов к этой «игре». Они подумают, что я увлёкся местью, что готов на крайние меры.
— И ты думаешь, они поведутся на такой очевидный трюк?
— Это будет дополнительный аргумент. Не думай, что если я держусь подальше от интриг, то не знаю, как они работают. Придумаю, как все сплести. Так что бей давай. Для обоих стараюсь. И для Катерины. Если она пострадала по их вине…
Ситуация и правда принимала неожиданный оборот. Но решительность Безбородко даже вызвала у меня уважение. И, судя по тому, как дрогнул его голос и сжались кулаки при упоминании Кати, кажется, он не очень-то и ровно к ней дышал…
— Ладно, пусть лучше ты, чем они найдут кого-то другого. Но без глупостей, Аполло. Просто сделай то, что сказано, а потом жди. Сам никого не ищи.
— Я знаю, что делаю, — уверенно ответил Аполлон, отступив на шаг назад, давая мне пространство для удара. — Бей.
Он явно не ожидал, что я сделаю это быстро. Без театрального замаха, без предупреждений. Просто двинул ему в скулу — недостаточно сильно, чтобы что-нибудь сломать, но этого должно было хватить, чтобы появился след.
Кулак с силой врезался в скулу Аполлона. Он резко отшатнулся, ухватившись за лицо, но, как я понял по его выражению, не потерял самообладания. Лицо тут же начало краснеть, синяк не заставит себя ждать.
— Ты как, Аполло?
— Тяжелая у тебя рука, Николаев… — пробормотал он, держась за лицо и выпрямляясь. — Хороший удар.
— Отомстишь на спарринге. Завтра как раз тренировка по отработке боевых навыков. Все, теперь иди. Баранов наверняка тебя обыскался. И помни — никому ни слова. Даже Юсупову.
— Никому, — подтвердил он, коротко кивнув. — Мы действуем только вдвоём.
Безбородко быстро оглянулся, чтобы снова убедиться, что за нами никто не следил, и направился к выходу. Я остался на мгновение один в полутёмном коридоре, прислушиваясь к его удаляющимся шагам. Мне тоже следовало поспешить.
Сдав грязное и получив чистое, я направился прямиком в офицерскую столовую, где мне предстояло помогать с подготовкой ужина.
— Николаев, вы что, заблудились⁈ — На меня тут же накинулся дежурный офицер. — Десять минут до звонка на ужин, а вы только сейчас принесли скатерти. Они хоть достойно выглажены?
— И накрахмалены! — Я передал ношу другим служащим. — Я и правда немного заплутал. Нам ведь то крыло не показывали…
— Отставить разговоры. Помогите остальным. Где цветы? На каждый стол — вазу! Пепельницы не сейчас, а только после трапезы!
Офицер жестом отправил меня заниматься столами, а сам привычно торопил остальных служащих. Порядки здесь царили почти что ресторанные, особенно за ужином. Ужины могли длиться долго, за ними обсуждались события дня, и офицеры использовали это время для отдыха.
Я двигался по залу, расставляя приборы, подготавливая бокалы для вина, привычно выполняя свою работу. За окном закатное солнце окрашивало небо в багрово-оранжевые оттенки, словно предупреждая о грядущих переменах.
Стоя перед дальним столом у окна — за ним как раз любила ужинать Шереметева, я с особой тщательностью поправлял грузики на краях скатерти. Чтобы ни одной складочки. И внезапно перед окном мелькнуло что-то серое. Или мне так показалось.
— Гааа! — Это невозможно было расслышать физически, но голос Чуфты ударил мне прямо в мозг по ментальному каналу.
Вернулись наконец-то, лентяи.
За окном, на подоконнике, сидели две чайки. Серо-белые перья сверкали в лучах заходящего солнца, а оранжевые глаза смотрели прямо на меня. Арс и Чуфта, родненькие мои.