Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Поскольку в плотской жизни я начальник,В духовной полагается аскеза.Знал: хлеб из теста, для любви невеста,А прочее – каёмочка на блюде.Теперь другое: хлебушек-то горек,Невеста как-то очень повзрослела,А строй имел меня вовсю – такое дело…

Какие мне куплеты насвистели,Какие мне балеты танцевали…Не за монету.Я из вселенной Гуттенберга….Где есть законы и причины,Где из муки замесят тесто,И хлебушка поест мужчина.Брели в Москву, в Москву, в Москву,

Как грится, разгонять тоску,А разогнали жизнь впустую.Мчим с мужиками дергануть по банке.Потом деньгу бы надо зашибить:Стремимся в банк и матереем в банке.Чины чинить, заборы городить,Петлицу подставлять для ордена, медали…

И вдруг как по башке дубиной – хвать!Да мы почти что все прос**ли!Вот тут и начинаешь начинать.

Поражает даже не само убожество этих вирш (в конце концов, мы не в средневековом Китае, где чиновники обязаны были быть гармоничными личностями и, в частности, писать хорошие стихи), сколько очевидное непонимание их уровня самим автором, проявляющееся в их публикации.

Улюкаев – это живой и дымящийся след Гайдара в российском правительстве, наглядно демонстрирующий, насколько можно судить, всю пагубность и разрушительность либеральных реформ, каждый день личным примером подтверждающий безграмотность и безответственность как неотъемлемые признаки и высшие ценности либерального клана.

Христенко

Эффективный менеджер с «острова фантазий»

Виктор Христенко с конца 90-х и на протяжении всех «нулевых» годов был «коренником» российского правительства. Работая при всех премьерах, занимался одним из самых непривлекательных, муторных и тяжелых видов деятельности, – управлением в «ручном режиме» в тех сферах, в которых регулярное управление на основе процедур и регламентов было почему-то невозможным, и надо было постоянно, каждый день урегулировать склоки, дрязги, столкновения интересов и простую коммерческую алчность.

Борьба регионов за федеральную помощь (тактично именуемая «межбюджетными отношениями»), функционирование естественных монополий и их взаимодействие с подавляемыми их клиентами, доступ нефтяников к экспортным трубопроводам, отраслевое развитие Перечень почти бесконечен, и практически везде Христенко, не вступая в лишние конфликты, тихо, незаметно и упорно делал необходимую, но не привлекательную для блестящих политиков и признанных «эффективных менеджеров» работу.

Он – незаменимый технический менеджер: принципиально игнорируя все политические вопросы, занимался своим делом, каким бы оно ни было, – и в этом отношении является уникальным представителем либерального клана.

Челябинская школа

Христенко родился в 1957 году в Челябинске. Его мама, Людмила Никитична, вышла замуж после неудачного первого брака, с двумя детьми и больными стариками-родителями на руках. Главой семьи она стала в 14 лет, когда ее отец, коммунист, был репрессирован за «вредительство» (работал начальником заготконторы, когда на собранный урожай напал клещ), мать потеряла силы от горя, а сестры были малы.

Тогда же она с друзьями-подростками всерьез планировала взрыв здания НКВД в райцентре, где держали отца. Уже нашли взрывчатку (в промышленном районе это было возможно), когда кто-то из ребят проговорился матери. Спас ее дядя – сотрудник НКВД, работавший в соседнем районе.

Счастливо выйдя замуж, прославилась сочетанием пунктуальности и хлебосольства: по подсчетам любящего наблюдать и подсчитывать мужа, как-то за месяц она «приветила и накормила на своей кухне» 112 гостей. Более сорока лет она вела пунктуальную запись всех расходов семьи; отец Христенко уверял, что бросил пить пиво просто потому, что расходы на него жена заносила в графу «излишества». На ее тетрадках, наглядно отражавших долговременные изменения условий жизни обычной советской семьи, учились поколения студентов, их изучали ученые-экономисты.

Отец Христенко, Борис Николаевич, был в лагерях десятилетие: с 18 до 28 лет. Также репрессированы были его мать и брат, а отец расстрелян в 1937 году: семья работала на Китайско-Восточной железной дороге, служащие которой попали «под каток» почти сплошных репрессий.