Ехавший рядом с кибиткой Сагай попытался потеснить молодого хана своей саврасой, словно охранял Медовую. Яукилде зло посмотрел на него и, размахнувшись, огрел плетью. Но и тогда Сагай не отъехал, просто заслонился рукой, чтобы следующим ударом молодой хан не выбил ему глаза. От первого же удара у Сагая через все лицо протянулась багровая полоса.
Ханша Ырас только смеялась, когда Яукилде, опять хлестнув Сагая по закрывавшей голову руке, пришпорил гнедого и ускакал вперед.
– Всегда такой бешеный был, если что не по нему. Потому мы и зовем его Яукилде – «сражение пришло». Но каков батыр вырос! Утеха моему старому сердцу. А ведь когда маленький был, так хворал… Мой любимчик, ягненочек. Вот и теперь все время подле меня держится.
Ну, не только тоска по матери влекла батыра к этой кибитке, с неожиданным удовольствием подумала Светорада. Она не могла поручиться, что пару раз не взглянула на сына Таштимера более ласково, чем полагалось мачехе.
Ближе к вечеру вдали показалось облако пыли. Вскоре стало видно, что по степи идут стада и табуны, которых подгоняют вооруженные всадники. За ними двигались на повозках и пешком, идя рядом с вьючными лошадьми, семьи пастухов.
Ырас коротко объяснила:
– Большая стоянка будет. Яукилде сказал, что тут соберутся несколько родов нашей ветви Кара Бай.[154]
Светорада наблюдала, как сходятся, приветствуя друг друга, многочисленные печенежские кочевья. Среди них – семьи Волка, то есть сам хан Таштимер и его сыновья со своими кочевьями (как заметила Светорада, ее муж был гораздо беднее возмужавших отпрысков), а также род Тура и потомки рода Барса. И все это скопление людей с их кибитками, юртами, скотом и пленными расположилось на берегу извилистой многоводной реки, названия которой никто не знал. Хан Таштимер водрузил на высоком шесте искусно выделанную голову волка и завыл по-волчьи. Ему ответил столь многочисленный хор подражателей, что лошади и овцы не на шутку взволновались.
Таштимер смеялся:
– Пусть теперь попробуют нас перекричать дети Барса или Тура. Выйдет ли у них?
Вечерело. Повсюду горели костры, освещая багровыми отсветами лежавших и сидевших печенегов. Теперь тепло шло уже не с неба, а от нагревшейся, будто печка, земли. Ее жаркое дыхание обволакивало людей и животных, усиливая запах овечьего пота и растопленного жира, а над ним царило приносимое ветерком свежее благоухание степной полыни и дикой мяты.
Светорада, обливаясь потом, готовила еду у костров. Служанки метались, выполняя ее поручения. Медовая велела отбить деревянным молотком кусочки свежей баранины, обжарить их на решетках вперемежку с кольцами лука и томить на огне, постоянно переворачивая и поливая рассолом с чесноком и перцем. Потом по ее наказу мясо переложили в большие бронзовые котлы, залили мясным отваром и тушили, накрыв тяжелыми крышками. Другие куски баранины, заранее отмоченные в сыворотке с перцем, велено было нанизать на острия, чередуя их с кусочками курдючного сала, и жарить над угольями, аккуратно переворачивая, чтобы лакомство не подгорело.
Еще Светорада распорядилась приготовить уху из налима, который попался в сети до того, как опустилась темнота. За ухой Светорада следила самолично, и в какой-то момент, когда она черпаком пробовала уху, ее сзади неожиданно обхватили чьи-то сильные руки. Привыкнув к подобным выходкам Сагая, она только шлепнула по запястью и сказала:
– Не готово еще. Убирайся.
И тут же незнакомый голос у самого ее уха произнес:
– Я бы тебя лучше съел. Всю. С косточками.
Светорада резко повернулась, вырываясь. Яукилде. Смотрит на нее, улыбается, блестя черными глазами из-под смоляной челки. И еще Светораду поразило то, что он заговорил с ней по-славянски.
– Откуда ты знаешь наш язык? – спросила она, чтобы как-то скрыть растерянность.
Он продолжал улыбаться, с восхищением глядя на нее, а Светорада смутилась, чувствуя неловкость за свой вид: потная, длинное дерюжное платье пристает к телу, мокрые завитки волос на лбу слиплись от жара. А от молодого хана…веет ароматными притираниями. Она и забыла этот запах после того, как сошлась с печенегами. И чтобы мужчина пах цветами, а не зверем…
– Яукилде, ты пахнешь… миррой.
Он откинул голову и заливисто расхохотался.
– Это что! Пару дней назад я так благоухал, когда встречался с Олегом Киевским на порубежье, что даже мой конь чихал. А Олег сказал, что я пахну, как наложница. Воюя с русами, я неплохо изучил их язык, но что такое «наложница», не ведаю.
Светорада ошеломленно соображала. Яукилде общается с Олегом! Он знает ее язык, он бывает на Руси! Руси!.. Она едва не застонала.
Молодой хан опять повторил свой вопрос. И Светорада ответила, что это, мол, цветок такой. Не объяснять же, что Олег, небось, замаялся от ароматов, исходивших от полудикого хана. И еще у Светорады мелькнуло, что зря она так о Яукилде подумала – он не выглядит полудиким. Он… Он одет изысканно и чисто, почти как хазарский царевич.
Откуда-то сбоку появился Сагай.
– Госпожа, хан Таштимер спрашивает, когда будет готова еда…