Священная земля

Соклей ненавидел пиратов чистой, холодной ненавистью ещё до того, как они напали на «Афродиту» и украли череп грифона. А теперь…Теперь же он желал лицезреть, как всех до одного морских разбойников прибьют к кресту, и они умрут ужасной мучительной смертью. Если Менедема восхваляют за изобретение корабля, который затруднит этим шлюхиным отродьям жизнь — что ж, он не против.

— Когда моему брату что-то нужно, он к этому стремится.

Чаще всего таланты Менедема направлялись на чужих жён. Но он ненавидел пиратов не меньше Соклея. Соклей никогда не слышал о честном моряке, который бы их не ненавидел.

— И это хорошо, — сказал Кхремий, которому не приходилось страдать от результатов некоторых выходок Менедема.

— Наверное, — ответил Соклей, которому приходилось, и продолжил: — Мы правда собираемся строить тригемолии?

Плотник кивнул.

— Именно так. Адмиралы всю зиму это обсуждали. — Плотник приложил раскрытую ладонь ко рту и покачал ей как языком, — а теперь воплощение задуманного уже рядом. Решили начать с трех, а потом построить ещё, если тригемолии проявят себя настолько хорошо, как все надеются.

— Да будет так, — согласился Соклей. Мысль о Менедеме как о человеке, сделавшем что-то важное для Родоса, далась не легко. Слегка удивленно Соклей продолжил: — По правде говоря, я бы не возражал отправиться в море на одной их этих новых тригемолий вместо нашего акатоса. В этом году мы отправимся на восток, так что нам придется проплыть мимо ликийского побережья, а все ликийцы — пираты на море и разбойники — на суше.

— Истинно так. Проклятые варвары, — Кхремий сделал паузу: — Так ты считаешь, что мог бы использовать тригемолию как торговую галеру?

— Нет, — без колебаний ответил Соклей, покачав головой для большей убедительности. — Как бы я ни хотел, такого не будет.

— Почему? Стал бы самым быстрым торговцем в море.

— Да, а заодно и самым затратным, — указал очевидное Соклей, — на «Афродите» сорок гребцов, плюс ещё какое-то количество, чтобы управляться с парусом, когда все гребут. Всем платят по меньшей мере драхму в день, а многим даже полторы драхмы. Это означает примерно две мины серебра каждые три дня. На тригемолии же за вёслами будет сидеть втрое больше гребцов. А это, клянусь Зевсом, означает почти две мины в день. Нам придется возить только золото и рубины, чтобы покрывать ежедневные затраты.

— Ага, — Кхремий покачал головой, — ты несомненно прав. О расходах-то я не подумал, только о самом корабле.

На «Афродите» Соклей исполнял обязанности тойкарха, следя за всем, что касалось груза. О затратах он думал всегда и в первую очередь. Однако Кхремий ему нравился, потому он смягчил ситуацию:

— С другой стороны, друг мой, я и понятия не имею с чего начать строительство корабля.

— Всегда начинай с начала, как же ещё? Сначала делаешь каркас из досок, затем для прочности соединяешь их при помощи пазов и шипов и прибиваешь изнутри ребра для дополнительной жёсткости.

— Это-то все знают, — согласился Соклей, — но знать, как именно сделать — вот в чем твой секрет.

— Нет никакого секрета, — не согласился Кхремий, — всякий, кто работает в гавани, может это сделать.

Соклей не хотел спорить. С точки зрения плотника, гавань — и есть целый мир. Кхремий никогда не думал о кожевниках, горшечниках, фермерах, для которых кораблестроение представляло собой такую же странность, как их занятия — для плотника. Все его друзья — или плотники или прочие мастера-корабелы. Всё это делало его лучшим в своем ремесле, но никак не помогало в суждениях по вопросам, не относящимся к кораблям. Конечно же, Кхремий считал иначе.

— Когда вы отплывете в Финикию, надеюсь вам удастся облапошить этих варваров и оставить их кусать локти.

— Надеюсь на это, — и мнение Соклея о суждениях плотника резко улучшилось.

* * *

Менедем был в ярости и даже не пытался этого скрывать.

— Оливковое масло? — воздел он руки к небу, — во имя египетской собаки, зачем мы везём оливковое масло в Финикию? У них там полно своих оливок, разве нет?

— Да, — Соклей был смущен, что не так уж часто случалось. — Мы везём масло, потому что…

— Не говори, — перебил его Менедем, — дай угадаю. Мы его берём потому, что его делает семья вашего нового зятя. Я прав?

— Прав, — с несчастным видом признал Соклей. — На приданое Эринны Дамонакс выкупил из заклада часть урожая, и…

— И теперь ждёт, что мы продадим масло и принесем ему неплохие барыши, — снова прервал его Менедем. — Мы даже могли бы это сделать, если бы направлялись в Александрию, где не выращивают оливки. Но мы идём не туда. Ты сообщил ему об этом?

— Конечно, — ответил Соклей. — Но он не понимает в таких делах. Он не торговец. И… чума его побери, он мой новый зять, я не могу просто отмахнуться от него, как от постороннего. Так что нам придется постараться, вот и все.

— Я бы лучше постарался и вышвырнул его прямо в гавань, — рявкнул Менедем, потом неохотно смягчился: — Семейные узы, — он закатил глаза. — Отец взбешён, но он тоже не сказал Дамонаксу «нет». Ему куда сложнее отказать твоему зятю, чем мне, скажу я тебе.