Слушая их, Соклей делал скидку на то, что они лишь варвары, да к тому же ещё провинциальные варвары. Однако, оказался не готов к виду Иерусалима, когда после пары часов езды на северо-запад от города впервые увидел его за горным хребтом.
Он указал вперёд.
— Вон он. Наверное, он и есть. Но что — это всё? И этим так восхищаются все иудеи, каких мы встречали?
— Выглядит не очень-то, а? — сказал Аристид.
— Это точно, — ответил Соклей.
Этот якобы величайший иудейский город протянулся по склону между одной большой долиной с востока и другой, поменьше и узкой на западе. В длину он занимал с полдюжины стадий, а в ширину и того меньше. Отдельно, пунктиром на склоне западнее узкой долины, виднелись ещё дома, хотя они вряд ли заслуживали такого названия. И над всем этим вились дымы — верный знак, что там обитают люди. Решив выдать городу кредит доверия, Соклей произнёс:
— Бывают полисы и мельче.
— Но вот уродливее — это вряд ли, — сказал Телеф.
Соклей не считал, что замечание полностью справедливо. Стены вокруг Иерусалима и те здания, которые он мог рассмотреть, были выстроены из местного камня золотистого, приятного глазам цвета. Никаких деталей с такого расстояния было не разобрать, и он сомневался, что на это способен даже Аристид с его острым, как у рыси, зрением.
— Возможно, одно из тех больших зданий и есть тот храм, о котором рассказывают иудеи.
— Не вижу я ничего похожего на храм с колоннами и всем прочим, — сказал Аристид, пристально вглядывавшийся в город на дальнем холме.
— Они варвары, — вставил Москхион, — и к тому же, странные варвары. Кто знает, похож ли их храм на нормальные храмы.
— И это их поклонение глупому богу, которого никто видеть не может, — усмехнулся Телеф, — может, и храм у него такой, что никому не виден.
— Вполне возможно, — сказал Соклей. — Я слышал, кельты поклоняются своим богам в лесных кущах, — он оглянулся. — Но признаю, в земле кельтов деревьев побольше, чем здесь. — Он поразмыслил немного и продолжил: — Беру обратно свои слова. Я думаю, что храм — одно из тех зданий, поскольку иудеи по-другому говорили бы об этом месте, будь оно просто священной рощей, или если бы там ничего не было.
Он смолк, удовлетворённый собственной логикой. Но переводя взгляд с одного своего спутника на другого, чтобы выяснить, впечатлил ли он также и их, Соклей услыхал, как Телеф пробормотал Аристиду:
— Собака египетская, уж и пошутить нельзя, чтобы не получить в ответ лекцию.
У Соклея вспыхнули уши. "Что ж, ты хотел выяснить, что они думают, — сказал он себе. — Вот и выяснил".
Он не намеревался читать им лекцию. Он просто высказывал своё мнение. Во всяком случае, ему так казалось. Он вздохнул. Надо последить за собой. Мне, действительно следует вести себя осмотрительнее, или я буду раздражать людей. А это — последнее, что может позволить себе торговец, поскольку…
Он оборвал сам себя. Он иногда сам на себя ворчал, и довольно едко. Сам себя поучал не поучать.
— Пошли! — произнёс он вслух. Это было сказано кратко, настолько кратко, что даже Телеф не придерётся.
Дорога на Иерусалим петляла между оливковыми рощами и полями, которые могли бы быть и богаче, если бы не крутой склон. Чем ближе эллины подходили к городу, тем больше их впечатляли его укрепления. Городские стены были умело вписаны в местный ландшафт. Особенно выделялась северная часть укреплений. Даже Телеф произнёс:
— Не хотел бы я брать этот город штурмом.
— В самом деле, — опустил голову Аристид. — Его лучше выморить голодом. Не то здесь можно погубить зазря целую армию.
Приблизившись к западным воротам, Соклей обнаружил, что некоторые из охранников — эллины, а другие, в шлемах, с копьями и щитами, но без доспехов, смуглые и крючконосые — иудеи. Один из эллинов уставился на короткие хитоны Соклея и моряков с "Афродиты", потом толкнул товарищей. Теперь все они указывали на пришельцев. Тот, кто первым заметил, окликнул их:
— Hellemzete?
— Malista, — Соклей склонил голову. — Конечно, мы говорим по-гречески.
— Посейдоновы чресла, и каким же ветром вас занесло в это богами забытое место? Мы-то торчим тут, чтобы не дать египетским богатеям снова отобрать этот город у Антигона, но что может заставить человека в здравом уме прийти сюда по доброй воле?
— Мы здесь, чтобы торговать, — ответил Соклей. — Направляемся в Энгеди, хотим купить там бальзам, но торгуем и по пути.
— В здешних краях много не наторгуешь, — заметил второй охранник, чем не порадовал соклеево сердце. Однако, он продолжал: — Но если где-то здесь торговать и стоит, так только в Иерусалиме.
— Что ж, рад это слышать, — ответил Соклей. Он вежливо кивнул стоявшим у ворот иудеям, старательно подражая их варварскому обычаю, и переключился на арамейский: — Мир вам, господа.
Иудеи изумлённо забормотали. Эллины тоже.
— Смотрите, лопочет по-ихнему! — произнёс один. — Он может говорить с этими вонючими иудейскими придурками. Ему не нужно махать руками, устраивать пантомиму или искать среди них кого-нибудь, кто знает хоть слово по-гречески.
— Где ты выучил этот язык, приятель? — спросил другой эллин.