Священная земля

Соклей знал, о чем думает, глядя на нее. Но что проносилось в её голове? Он был уверен, что она может читать по его лицу с той же легкостью, как он читал надписи на родосской агоре. И тогда она должна сказать об этом опасному, покрытому шрамами Итрану, и нависшая над Соклеем угроза падет на его голову.

Она ничего не сказала, и Соклей задался вопросом, почему. Москхион вышел из гостиницы, бормоча, что согласен на баранину, если уж нельзя раздобыть свинину.

— Я должен записать, что видел сегодня, чтобы не забыть. Радуйся, — сказал Гекатей из Абдеры и удалился.

Соклей уселся на стул.

— Вина, пожалуйста, — сказал он по-арамейски.

— Вот, — Итран нацедил ему из кувшина. Он налил чашу и себе, и прочел короткую молитву перед тем, как выпить. Глядя, как Соклей проливает несколько капель на пол в дар богам, содержатель гостиницы вздохнул. "Ты всего лишь эллин, и ничего не понимаешь", — вот что означал этот вздох.

— Да пребудет с тобой мир, — Соклей не просто произнес общепринятую формулу вежливости, он от души этого желал. — Мы не хотели тебя оскорбить. У нас свои обычаи.

— Да, я знаю, — ответил Итран. — Ты не можешь не быть тем, кто ты есть. И тебе мир.

Сказал бы он это, если бы заметил, как Соклей смотрит на Зильфу? Вряд ли.

На следующий день у иудеев был шаббат. Утром никто не разводил огня, это считалось работой. Гекатей отправился в крепость, поговорить со знакомым офицером Антигона. Соклей хотел посмотреть, что найдется на рыночной площади, но понимал, что она будет пуста. Он по-прежнему считал здешний обычай пустой тратой времени, но иудеев не интересовало его мнение.

Не найдя себе полезного занятия, Соклей остался в гостинице. Из вчерашнего хлеба, масла и вина вышел сносный завтрак. Аристид и Москхион отправились в бордель проверить, соблюдают ли тамошние женщины день отдыха. Когда стало ясно, что эта парочка задерживается, Телеф заёрзал на стуле.

— Ты ведь сегодня никуда особенно не собираешься? — спросил он Соклея через некоторое время.

— Я? Утром я хотел быть в Македонии, а к обеду в Карфагене. А что?

— Ха, — усмехнулся Телеф. — Ну, если ты никуда не идёшь, полагаю, я тоже могу отправиться к девкам. Я имею в виду, вряд ли ты попадешь в беду, сидя в гостинице, так ведь?

— Как повезет, — серьезно ответил Соклей. — Если появятся стимфалийские птицы или гидра, мне придется с ними сражаться, поскольку я что-то не видел Геракла в здешних краях.

— Ха, — снова сказал Телеф и поспешил удалиться из гостиницы, возможно, не столько ради женщины, сколько чтобы избавиться от Соклея.

Соклей спрятал улыбку. Он желал общества Телефа не больше, чем Телеф его. Соклей поднял руку, Зильфа кивнула и спросила:

— Да? Что?

— Может ли твой раб попросить ещё одну чашу вина, пожалуйста? — спросил он на арамейском.

— Конечно, я принесу. — Поколебавшись, она добавила: — Не обязательно так церемонно выражать такую простую просьбу.

— Лучше слишком церемонно, чем недостаточно, — ответил Соклей. Зильфа поставила вино перед ним на столик, и он сказал: — Благодарю тебя.

— Пожалуйста. Ты лучше говоришь на нашем языке, чем любой иониец из тех, кого я знала. Вчера это очень помогло. Ты сумел показать, что твой человек не хотел ничего дурного своим рисунком нечистого животного. Могла быть беда, большая беда.

— Её лицо омрачилось. — Некоторые ионийцы смеются над нами из-за наших верований. Мы не смеемся над другими за то, во что они верят. Они не такие, как мы, но мы не смеемся.

— Я знаю, во что верю, — сказал Соклей, потягивая вино.

— Во что? — серьезно спросила Зильфа.

— Я верю, что ты прекрасна, — Соклей и сам не знал, что собирается это сказать, пока не услышал свои слова.

Зильфа уже собиралась уйти, но резко повернулась к нему. Если она рассердилась, Соклею грозят проблемы посерьезнее, чем те, из которых он помог выпутаться Москхиону. Но её голос оставался спокойным и даже весёлым:

— А я верю, что ты слишком долго не был дома. Может, тебе стоит пойти следом за твоими друзьями.

Соклей склонил голову, а потом вспомнил, что нужно помотать ей.

— Я не хочу. Тело женщины… — он пожал плечами. Пытаться рассказывать Зильфе о своих чувствах на едва знакомом языке — сплошное разочарование. Он задался вопросом, смог бы Менедем чего-нибудь добиться в схожих обстоятельствах. Тем не менее, Соклей собрался с мыслями и продолжил: — Тело женщины не так важно. Сама женщина, которая мне нравится, важна.

Если Зильфа вскрикнет и побежит к мужу, он уже наговорил себе на огромные неприятности. Но она осталась на месте.

— Такое уже бывало. Случается, что путешественник столь добр, что считает меня красивой, и потом из-за этого он думает, что влюблён в меня. Но это просто глупость. Как ты можешь думать, что неравнодушен ко мне, если даже меня не знаешь, не знаешь обо мне ничего важного?

Подобные вопросы Соклей частенько задавал Менедему, когда тот воображал, что влюбился в какую-нибудь девушку, попавшуюся ему на глаза. То, что вопрос вернулся к нему, могло бы показаться забавным, если бы Соклей посмотрел на ситуацию под нужным углом. Но сейчас он был совершенно не в настроении.