Священный изумруд апостола Петра

– Вы всегда спешите. Это, в конце концов, невежливо! Присядьте, я вас не очень задержу. Я хочу поговорить с вами об одной нашей общей знакомой.

– О какой знакомой? – спросил Белоцерковский настороженно.

– О Белинде.

Белоцерковский остановился как громом пораженный. Лицо его заметно побледнело. Он на негнущихся ногах подошел к столу Агнии и не столько сел, сколько упал на свободный стул. Теперь это был не холеный, внушительный человек неопределенного возраста, а слабый, сломленный старик.

– Вы понимаете, что нам есть о чем поговорить, – сказала Агния вполголоса.

– Откуда… откуда вы знаете про Белинду? – слабым, надтреснутым голосом проговорил Белоцерковский.

– Я слышала ваш разговор с дедом. Тогда, двадцать лет назад.

– Не может быть, – Белоцерковский взглянул на нее недоверчиво. – Вы были тогда совсем ребенком.

– Да, я была совсем ребенком. Но у детей очень хорошая память. Я запомнила, что вы ему говорили. О «Белинде». И о том, что дело не только в ней. Потом, гораздо позже, я поискала материалы в старых газетах и прочла про аукцион, про поддельную картину и про искусствоведа, убитого в тюрьме.

Агния не стала говорить старику, что ее подтолкнул к этим поискам сон. В этом случае он мог бы откреститься от всего, сказать, что ей просто приснился его разговор с дедом, что на самом деле такого разговора не было.

– Михаил Викентьевич, – проговорила она с нажимом, – вы должны мне все рассказать. Просто обязаны. Ведь это касается моего деда, самого дорогого мне человека!

– Это очень давнее дело, – Белоцерковский поморщился, – зачем ворошить прошлое?

– Затем, что, если позабыть прошлое, оно само напомнит о себе! Я не сомневаюсь, что та давняя история каким-то образом связана со смертью деда…

Агния сама не знала, как у нее вырвались эти слова. Но когда она произнесла их – внезапно поняла, что они могут быть правдой, что та давняя история действительно могла стать причиной трагедии, разыгравшейся два года назад.

– Не может быть… – едва слышно проговорил Белоцерковский. – Я не верю. Не может быть. Прошло слишком много времени. Они не стали бы тянуть так долго…

– Они? – ухватилась Агния за его слова. – О ком вы говорите? Вы просто обязаны все мне рассказать!

– Тогда было трудное время… – начал старик, – в стране царил криминальный беспредел. Всеми сферами бизнеса заправляли опасные люди, для которых шантаж и убийство были нормальным способом ведения дел. И тут один мой знакомый, связанный с крупным московским музеем, предложил мне оценить картину Монтебелло. Я, как профессионал, не мог отказаться, для меня это было большой честью, но я привлек к делу вашего деда, поскольку он лучше меня разбирался в живописи Раннего Возрождения.

Перед экспертизой я спросил своего знакомого, почему тот обратился ко мне, а не в официальную экспертную организацию.

И тот ответил, что они уже проводили официальную экспертизу, но у него есть основания сомневаться.

Мы с Николаем Львовичем, вашим дедом, осмотрели картину.

У него сразу возникли некоторые сомнения, но он взял тайм-аут, чтобы внимательно изучить пробы красок в своей домашней лаборатории, прежде чем дать окончательный ответ.

В этот же день со мной связались.

Это были опасные, очень опасные люди, и они дали мне понять, что результаты экспертизы должны быть положительными, иначе и мне, и вашему деду придется плохо.

Я поговорил с двумя-тремя знакомыми и выяснил, что эти люди не шутят, что такого рода «экспертизы» поставлены на поток, и «Белинда» – это только один случай из множества.

Вот тогда-то я и поехал к вашему деду. Тогда и состоялся тот ночной разговор.

Я рассказал ему о предупреждении, которое получил в тот день, об угрозах в наш адрес, но Николай Львович ответил, что не сдастся, не поступится своей профессиональной честью. И еще – что обратится к влиятельным людям и к средствам массовой информации, расскажет о полученных угрозах.

Я был запуган происходившим в то время беспределом, причем боялся не столько за себя самого, сколько за свою семью. Поняв, что Николая Львовича невозможно отговорить, я поехал домой, быстро собрал то, что можно, купил билеты до Хельсинки и в тот же день вместе с семьей уехал из страны.

Из Финляндии я вылетел в Штаты, преподавал там в разных университетах, а потом уж перебрался в Аргентину, где мне предложили хорошую работу.

Вот так с тех пор и живу, – Михаил Викентьевич повесил голову и тяжко вздохнул. – Позже я узнал, что Николай Львович сделал честную экспертизу «Белинды» и остался жив. Видимо, как он и говорил, помогли влиятельные знакомые.

А вот тот эксперт, который провел фальшивую экспертизу, попал на скамью подсудимых.

– И погиб в тюрьме, – добавила Агния.

– Да, я слышал об этом… Насколько я знаю, у него остались вдова и сын-подросток…

– Подросток? – переспросила Агния. – Сейчас он должен быть взрослым человеком, ему больше тридцати лет.

– Да, разумеется, но я ничего о нем не знаю. Слышал только краем уха, что вдова Арсения Овсиенко после всех этих событий попала в больницу с тяжелым нервным расстройством.