Священный котел. Психотерапия как духовная практика

Пережив период страданий, мы сможем осознать, что наше страдание создало особое пространство, контейнер для эмпатического сострадания по отношению к другим. Порой более широкий смысл страдания открывается нам, когда мы начинаем помогать другим справляться с их трудностями. Часто такое происходит с наркоманами или теми, кто страдал от жестокого обращения в детстве, – после преодоления собственного кризиса они находят силы и способность помогать другим людям, страдающим от тех же проблем. Например, женщина, страдающая от проблем с питанием, постоянно переживает за свое тело. Но она понимает, что это не только ее страдание; ей необходимо осознать и сбросить бремя предшествующих поколений, которое она не хочет передавать собственным детям и потомкам. Проблемы, подобные этой, показывают, как неправильно раньше относились к женщинам, которым в наши дни приходится бороться одновременно и с семейными, и с социальными наследственными проблемами. Более общие вопросы материнства, питания и вида собственного тела всегда были и остаются очень важными для женщин. Если мы говорим о женщине-терапевте, то в таком положении она обязательно будет ощущать себя раненым целителем; осознание собственной раны поможет ей в понимании и исцелении ран других. То есть на всех нас лежит коллективное бремя, а наши личные переживания обретают смысл в те моменты, когда мы используем накопленный нами опыт для других. Такой подход требует выхода за собственные пределы, способности забыть о себе, чтобы оказать помощь другим. Для этого нужно уметь временно откладывать в сторону собственные нужды и интересы – на подобную жертву способны лишь те, кто обладает отчетливым чувством собственного «Я».

Различные виды страдания

Юнг считал, что такие симптомы, как тревога и депрессия, представляют собой попытки Самости заставить Эго осознать игнорируемые аспекты личности (Jung, 1928b, par. 438). Наука и здравый смысл – плохие помощники в этом деле. Юнг считал, что невроз есть попытка Самости исцелить личность, а цель тревоги и депрессии – привлечь наше внимание к проблеме. Эти симптомы являются психическими эквивалентами физической боли, и нам важно знать, что они означают – ведь, не зная этого, мы можем упустить необходимый этап в ходе развития личности. Подобный упреждающий подход резко контрастирует с подходами, которые пытаются анализировать симптомы лишь ретроспективно, связывая причину их появления исключительно с прошлым.

Для иллюстрации возникновения смысла в ходе физической болезни, я бы хотел привести пример одного мужчины, обратившегося ко мне с депрессией и хронической болью, мучающей его после операции на сердце. В течение нескольких месяцев после операции он мучился сильными и постоянными болями в районе грудины. Причины этой боли изначально были диагностированы неверно, и в течение долго времени он принимал не те препараты[111]

. В конце концов было установлено, что кость попросту не срасталась, последующая фиксация также не помогла, и боли продолжались. После повторной фиксации, проведенной спустя девять месяцев после операции, боль ослабла, но еще долго не проходила. Длительное время мужчина не мог работать и отчаялся когда-либо снова стать здоровым.

Отец этого человека умер, когда мальчику было десять лет. Его мать настолько была поглощена горем, что почти полностью утратила контакт с сыном. Он начал чувствовать себя ответственным за ее эмоциональный покой, всячески пытался поднять ее настроение, но ничего не помогало. Он не мог укрыться от ее гнева и раздражения и постоянно чувствовал собственную вину и уязвимость. В итоге он выбрал «помогающую» профессию, которая требовала от него полной самоотдачи ради других. Таким образом, не имея возможности отказать другим в помощи, он воспроизвел модель, выработанную в детстве.