Чего она ожидала? Что этот танец двух тел заставит его отказаться от статуса Праймэйла, отречься от клятвы и объявить ее своей единственной шеллан? Что он будет вне себя от радости, оттого, что в преддверии ее ухода, они поддались страстному порыву и совершили то, что должно было быть обдуманным решением и произойти много месяцев назад?
— Пожалуйста, слезь с меня, — сказала она хриплым голосом.
Фьюри не мог осмыслить совершенное им только что, но доказательство было перед ним. Хрупкое тело Кормии лежало под его тяжестью, ее щеки были влажными от слез, а на запястьях появились синяки.
Он взял ее девственность сзади, словно она была собакой. Прижал к кровати, вынудив подчиниться своей силе, превышающей ее собственные физические возможности. Вошел в нее, не обратив внимания на боль, которую она должна была испытывать.
— Пожалуйста, слезь с меня. — Слова звучали слабо, а это «пожалуйста» убивало его. Будто она, полностью покоренная, могла только просить его об этом.
Он отстранился от нее и соскочил с кровати, споткнувшись, словно пьяный.
Кормия повернулась на бок, прижимая к себе ноги. Ее спина была такой изящной, хрупкий позвоночник казался таким ломким под ее кожей.
— Прости меня. — Боже, эти слова, словно два пустых ведра.
— Пожалуйста, уходи.
Учитывая, как он только что принудил ее, удовлетворить ее просьбу сейчас казалось очень существенным. Даже если он меньше всего хотел оставлять ее.
Фьюри зашел в ванную, оделся и направился к двери.
— Позже нам нужно поговорить…
— «Позже» не будет. Я собираюсь просить, чтобы меня назначили изолированной летописецой. Таким образом, я буду писать твою историю, а не участвовать в ней.
— Кормия, нет.
Она посмотрела на него через плечо.
— Там мое место.
Ее голова снова опустилась на подушку.
— Иди, — сказала она. — Пожалуйста.
Фьюри не осознавал, как вышел из ее двери и вошел в свою спальню. Чуть позже он просто обнаружил себя в своей комнате, сидящим на краю кровати с прикуренным косячком. В объятиях пустой тишины его руки тряслись, сердце превратилось в сломанную драм-машину[75]
, а нога постукивала по полу.В разуме правил бал колдун, стоя в развивающейся по ветру черной мантии, его силуэт резко выделялся на бескрайнем сером горизонте. В его ладони лежал череп.
Чьи глаза были желтыми.
Фьюри посмотрел на плотный сверток красного дымка в своей руке и попытался увидеть что-то большее, чем полных крах. И не смог. Он был животным.
Потянувшись за пультом, он включил акустическую систему «Боуз», но в то мгновенье, когда звуки одной из роскошных, восхитительных опер Пуччини наполнили комнату, на глаза набежали слезы. Столь прекрасная музыка, было невыносимо сравнивать магический голос Лучано Паваротти со стонами, издаваемыми им во время обладания Кормией.
Он повалил ее на кровать. Прижал руки над головой. Забрался сзади и…
Когда голос колдуна продолжил добивать его, он почувствовал, как прошлое снова плющом обвивает его, все то, что он не смог сделать, все неосуществленные им перемены, все проблемы, которые он пытался решить, но потерпел неудачу… И вот он, новый слой плюща. Слой Кормии.
Он услышал предсмертный хрип отца. Треск пламени, охватившего тело его матери. И гнев своего близнеца, когда он спас его.
Но самое худшее, он услышал голос Кормии:
Фьюри накрыл ладонями уши, но это не помогло.
Застонав, он сжал голову ладонями так сильно, что руки начали трястись.
Колдун бросил череп в клубок костей у его ног.
Фьюри отчаянно закурил, боясь всего, что творилось в его голове.
Косячок нисколько не повлиял на ненависть к себе или голоса.
Колдун поставил ногу в ботинке на череп с желтыми глазами.
Глава 39
На севере в горах Адирондак, глубоко в пещере государственного парка «Черный полоз», мужчина, свалившийся с ног на рассвете пару дней назад, не мог понять, почему он, освещенный солнцем, все еще не объят пламенем. Хотя, может он пребывал в Забвении?