Священный метод

Фэб нахмурился, задумался.

– Я бы мог рассказать вам об этих неприятностях, но сейчас это сделать невозможно, как вы понимаете, – произнес он осторожно. – Совершенно неподходящее место и время. Могу сказать только одно: да, наша свобода в таком случае действительно в ваших интересах. Более чем.

Томанов напрягся.

– Вы можете хотя бы сказать приблизительный срок… наших неприятностей? – поинтересовался он.

– Могу. От полугода до года. В среднем. Может быть, больше. Но полгода в запасе есть точно. В этом я уверен.

Томанов снова кивнул.

– Спасибо, Фэб. Как, кстати, ребята поживают?

– До того, как это всё началось, – неплохо. Сейчас – увы, не знаю.

– У нас ходят слухи, что они якобы решили сменить специальность, – во взгляде Томанова появился интерес. – Они вроде бы начали учиться?

– Совершенно верно, – Фэб улыбнулся. – Уже почти пятнадцать лет. Они ушли в медицину. Не скрою, с моей подачи. После всего, что с ними происходило последние годы, это оказалось оптимальным вариантом.

– Да вы что, – Томанов покачал головой. – Хотя предпосылки к этому были. И как? Все ушли? Даже Ри?

– Нет, ну что вы. Ри – нет. Скрипач, Ит, Кир.

– Тревис? – непомерно удивился Томанов. – Наш прославленный вояка мало того, что вернулся, так еще и записался в доктора?!

– Ну да, – усмехнулся Фэб. – И, надо сказать, у него отлично получается. Ко всему прочему, последние два с половиной года мы занимались как раз военной медициной. Он отлично работает, по словам начальника нашего госпиталя – перспективы блестящие, причем планировал его Илья на руководящую должность в будущем. Он отменный организатор, да еще и прошлое сказывается. Боевик, что говорить.

– Да, Фэб, вы меня сумели и удивить, и обрадовать, – покачал головой Томанов. – А оба термо? Как у них дела?

– Сейчас – опять же не знаю, я уже несколько месяцев сижу в тюрьме здесь, – напомнил Фэб. Томанов поморщился. – До этого – примерно так же, как у Кира, но специализации Илья им прочил другие. Или нейро, или реанимация. Может быть, даже высокая хирургия – если терпения хватит. Для нейро, впрочем, терпение тоже необходимо. И там, и там учиться еще лет по двадцать пять как минимум. Сейчас… ну, когда это всё началось… они сдавали на младших практикующих полевых хирургов-реаниматологов. Уровень пока что пятый, то есть только для этой специальности учиться еще лет шесть. Ну хотя бы четыре.

– Ясно… Молодцы, ребята, – похвалил Томанов. – Просто молодцы. И, сказать по секрету, я рад, что они выбрали такую специальность. Военщина эта им совершенно не годилась. Они и там отлично работали, как я помню, вот только… – он задумался. – Они словно каждый раз что-то ломали у себя внутри. Потом ушли в науку, им вроде бы стало по легче, но опять же – склад ума у всех разный, и они чаще всего брали интуицией, а не логикой.

– Ну, у нас интуиция тоже важна, – пожал плечами Фэб. – Как и в любом деле. Федор Васильевич, у вас не будет неприятностей из-за того, что мы так долго говорим? На нас, кажется, уже смотрят.

Томанов недовольно обернулся. Судья, наблюдавший за их разговором, ткнул пальцем в часы и что-то коротко произнес с недовольной миной на лице.

– Неприятностей не будет, – заверил Томанов. – Но вот заседание мы задерживаем. Ладно, Фэб, пойду я, действительно. Был очень рад познакомиться, надеюсь, мы видимся не в последний раз.

– Я тоже очень на это надеюсь, – честно ответил Фэб. – И тоже рад встрече.

Томанов встал, ободряюще улыбнулся.

– Знаете, – доверительно начал он. – Я ведь действительно рад – и это вовсе не фигура речи, как вы можете подумать. Вся ваша семья… ей всегда была присуща какая-то внутренняя святость. Чистота. Я не могу этого объяснить, потому что сам отнюдь не таков, но я это всегда чувствовал. И я очень рад, что увидел вас. Теперь понимаю, почему Ит так переживал, когда вас не стало. В общем, вы для меня отнюдь не безлики, как раньше, и… что смогу, то сделаю. Может быть, еще и поработаем вместе. Как знать.

Стенка камеры пошла вверх, Томанов вышел. Еще раз улыбнулся Фобу, теперь уже из-за стекла, махнул рукой.

«Вот теперь дела принимают действительно интересный оборот, – подумал Фэб. – Что ж, посмотрим, что будет дальше».

* * *

Уже который день Берта сидела одна-одинешенька в своей камере. На допросы её больше не вызывали, к ученым не водили. Она чувствовала: что-то происходит, что-то сдвинулось, но, увы, ей неоткуда было узнать, что именно. Кого сейчас «взяли в работу» – Джессику? Фоба? Почему после двух недель нервотрепки и едва ли не побоев её вдруг словно позабыли, исключив из всех игр и событий? И – чего ждать?

Сидеть в камере было совершенно невыносимо. Мало того, куда-то запропастилась библиотечка, и новых книг не было всё это время. «Может быть, после доноса они решили сократить нам контакты? – думала Берта. – Вполне возможно. Или это Огден с Амселем озверели окончательно и берут меня на измор? Я, конечно, люблю Сервантеса, но я совершенно не хочу читать только его до скончания века в полном одиночестве».