Священный союз

Угрожающая записка была написана на хорошей бумаге нарочито корявым почерком, по-русски и пока что никаких нитей следователю не давала.

Допрос священника и господина Шабеца тоже ничего нового, не принёс: первый смог лишь обрисовать, как выглядела церковь до грабежа, а второй дублировал уже известное от коменданта.

Тем не менее Сидоренко не унывал и даже был весел.

– Ваня! – позвал он Бойкова. – Ну, что мы вынесли из осмотра места происшествия? Только – главное.

Бойков покраснел и начал:

– Первое. Грабёж показной, «с демонстрацией», – просто грабителям незачем было бы терять время на кощунство, издеваться над сторожем, оставлять открытой дверь. Наоборот: уходя, они обязательно закрыли бы вход, чтобы как можно дольше не обнаружилось преступление…

– Верно. Хорошо. Дальше!

– Второе. Похищены почти все ценности, взломаны хранилища со сложными замками – взломщики «технически грамотные». Ещё – сигарета: грабители были «ряженые»…

– А если б не было сигареты – ты тогда, что же, сомневался бы?

– Нет.

– Почему? А может, сигарета нарочно подброшена?

– Н-не знаю… – смешался Бойков.

– Ну, вот: смотреть ты научился, а «видеть» – ещё нет. Так слушай. Сигарета – улика: курили все, а окурок бросил один, – забылся. Второе – хранилища взломаны действительно «грамотно», но лишь те, в которых что-то было. Пустые не тронуты. Вывод: преступники заранее знали, где что лежит. Эти детали надо замечать… Третье – винтики, которыми было привинчено к доске иконы золотое сияние вокруг головы божьей матери: они не выдраны, а вывинчены, причём с намерением скрыть это. Зачем? Прямой вывод: чтобы, не повредив сияния, снять его, симулируя отрыв. Также симулирован грубый отрыв ценных украшений и на других иконах. Общий вывод: грабили е обдуманным расчётом реализовать награбленное не как драгоценный лом, а как опять-таки дорогую церковную утварь. Ясно? Подумай, куда и кому в таком виде её можно сбыть. И четвёртое: следы на паперти. Ночью было сухо, и преступники следов не оставили. Утром было тоже сухо, и комендант следов тоже не оставил. А кто-то один, судя по всему, выше среднего роста, в очень коротких брюках, шёл по росе, – значит, уже после ухода грабителей, – потом поднялся на паперть, приблизился к двери, но в церковь не зашёл, а вернулся обратно. А дверь была не заперта. В церкви лежал сторож и стонал. Но подошедший не испугался, не подбежал, не поднял шума, а спокойно удалился. Вывод: кто-то подходил к двери специально проверить, состоялось преступление или нет. Для чего? Вероятно, для того, чтобы сообщить об этом кому-то ещё. Вот это, да и, пожалуй, пилотка, и есть самое главное для нас. А теперь – за дело. Я и так на тебя пять минут истратил, – улыбнулся Сидоренко и вышел с Бойковым на улицу.

– …И тем не менее у нас нет ничего, что отвечало бы на основной для нас вопрос: где искать и кого именно искать? – на ходу пояснил следователь. – Пока что у нас, если мы не придумаем ничего другого, есть три отправные точки, а именно: наклейка на щеке одного из бандитов, пилотка и возможность обнаружения спрятанных где-то ценностей. Однако надо прямо сказать, все эти отправные точки – одна другой ненадёжней…

Сидоренко вдруг обнаружил шедшего за ним Кусакина. Следователь остановился – Кусакин тоже стал, равнодушно глядя вдоль улицы. Повторив такой манёвр, Сидоренко в сердцах погрозил Кусакину и пошёл, уже не оборачиваясь.

В те дни некоторые наши солдаты, особенно любители пофрантить, пользуясь случаем, заказывали в мастерских форменные фуражки, а пилотки нередко оставляли мастеру «на память». К большому неудовольствию Сидоренко, таких частных мастерских в городке оказалось немало. Переходя из одной в другую, следователь опрашивал мастеров, поступали ли к ним такие заказы, не покупал ли кто-нибудь у них оставленные заказчиками пилотки советского образца и куда мастера вообще девают такие пилотки?

Ответы разнились лишь степенью вежливости, а в остальном были стереотипны: да, есть, но никто не покупал.

«Домой» следователь с Бойковым вернулись уже под вечер и ни с чем.

Через минуту явился и Кусакин.

– О вашем поведении мы завтра поговорим, – многообещающе предупредил его Сидоренко. – А вы, Бойков, завтра же отправляйтесь в канцелярию! – и, не взглянув на ужин, ушёл в свою комнату-кабинет, откуда позвонил полковнику Серебрякову.

– Товарищ полковник! Докладывает Сидоренко… Да, ничего, то есть буквально ничего… А я и не вешаю… У меня большая просьба – я с этим делом один не справлюсь: надо срочно запросить «хозяйства» и выяснить, кто из наших военнослужащих сменил на новую фуражку старую суконную пилотку танкиста, не имеющую инициалов, размер пятьдесят восьмой, кант выгоревший, и в какой мастерской оставил пилотку… Да? Спасибо… Конечно, маловероятно, но, может, и клюнет… Больше ничего… Обязательно позвоню!

Сидоренко сидел допоздна, строя различные гипотезы. Наконец он потёр виски и вышел. Найдя в кухне кусок холодного пирога, съел его, потом постоял над спящим Зинченко и, махнув рукой, прошёл к телефону: