— Ладно, идёмте за мной.
Крутил я головой на все триста шестьдесят градусов, но всё было спокойно. Прошли мимо двухэтажных домов и пред девятиэтажкой повернули налево.
Церквушка была выкрашена в белый цвет и огорожена чёрным железным забором. Во дворе никого не было. А в новом зрении от церкви в небо исходил жёлтый столб света.
Перед входом перекрестился три раза. Подождал своих, и мы зашли. Пахло воском, было светло и тепло. Жёлтый свет отражался от стен, которые были расписаны иконами и святыми. Здесь царило умиротворение. И я сразу успокоился.
Народу внутри было мало. Сразу отметил, что пожилых людей практически нет. И это бросалось в глаза. Только два пенсионера, пожилые, но ещё крепкие — пожилой мужчина и женщина, муж с женой похоже. Три мужчины лет тридцать пять — сорок. Две женщины — одна совсем молодая лет двадцать — двадцать пять, другая чуть постарше лет тридцать — тридцать пять. Ещё три семьи с детьми, как и мы, решили сходить и помолиться. И может избавиться от страха, который поселился внутри.
Многие люди вспоминают про церковь, Бога, только когда становится очень плохо. Такая уж человеческая натура.
Батюшка проводил службу, все молча стояли — молились. Так прошло какое-то время. Я заметил, что у батюшки очень усталый вид, даже какой-то печальный. Тоже не легко ему наверно. Сейчас всем тяжело. А может с кем-то из родных беда случилась — тьфу, тьфу, тьфу.
Служба закончилась, люди стали расходиться — кто поставить свечку, кто поговорить с батюшкой, а кто по своим делам.
Священник вдруг обернулся к выходу и крикнул зычным басом.
— Закройте дверь! Никому не выходить!
Но один мужчина уже вышел и скрылся за поворотом. Батюшка бросился к дверям и закрыл их на засов.
— Марья! Воду неси освещённую! И кадилу неси!
Народ зашушукался, заохал. Я попятился и сгрёб в охапку своих девчонок, поставив их за собой. Люди тоже выглядели мягко сказать взволнованными.
На улице порвали матрас, резко и громко. Других ассоциаций у меня не было. Откуда-то из бокового помещения выбежала женщина в платке, наверное, та самая Марья.
Матрас опять порвали. Да что там мля происходит? Подумал я.
Народ начал пятиться от дверей. Священник напротив подошёл к дверям, окропил их святой водой и начал молитву.
— Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь ми, Господи, крепость и мужество твердаго исповедания имени Твоего святого, да не отступлю страха ради дьявольского, да не отрекусь от Тебя, Спасителя и Искупителя моего, от Святой Твоей Церкви.
У меня по телу побежали мурашки. Я пытался повторять слова за батюшкой и крестился. Все присутствующие без исключения тоже молились.
В двери постучали.
— Впустите пожалуйста! — кричал мужской голос.
Марья подбежала к двери и отодвинула засов. В дверях показался тот мужик, который ушёл первым. Скользнул по нему взглядом и обомлел.
Нет он выглядел так же, короткая матерчатая куртка, синие джинсы. Но в моём восприятии он расплывался, не было чётких границ. В нём была какая-то неправильность, в нём сидела и постоянно двигалась тень.
— Закрывай! — крикнул я, но было уже поздно.
Мужик толкнул, походя дверь и Марья отлетела метра на три. Сделав несколько шагов, он врезался в священника, вернее в тот прозрачный щит, на который не обратил по началу внимания. По щиту пошли волны, а мужчина отпрянул назад. Но это его не смутило и не задержало. Действовал он как робот или «одержимый» — мелькнуло в сознании. Достав из кармана склянку ударил её об пол. По помещению разлетелись осколки и странные, грязно-жёлтые брызги. А земля или пол под ногами издал стон. Тихий тоскливый.
Раздались испуганные возгласы прихожан. Жена ойкнула и вцепилась мне в плечо.
— Тихо. Стой. — каким-то сдавленным и хриплым голосом, сказал ей я.
Быстро обернувшись увидел Леру, прятавшуюся за матерью, а Вика давно уже сидела у той на руках. Глаза у троицы были, как в китайских мультиках — на пол лица. Да и сам похоже не лучше выгляжу.
Так надо взять себя в руки. Как там у Клинских:
— я в твоих глазах не устрашим, а у самого очко жим-жим.
— Мы выберемся. — шепчу им.
Они синхронно закивали.
Одержимый тем временем, достал ещё одну склянку и запустил ею в священника. Того отбросило, а щит разлетелся.
— Да что такое! Что за херню творит этот полоумный! — вырывается у меня… Возмущение?
Паника отступала. По телу ещё бегали мурашки, но на смену страху поднималась злость.
Вообще странно было видеть, как бьют священника. Это не укладывалось в моей голове. Так не должно быть. Он священнослужитель. И во мне зарождалась злость. А может ещё катализатором выступили лица моих детей и жены.