История повторилась в Оше с точностью до мелочей. Активисты "Ош аймагы" взяли семью Сулейманова на заметку, внесли в свои черные списки подлежащих выселению с исконно киргизской земли. Ночью в окна летели камни. "Москвич", на котором удалось уехать из Ферганы, раздолбали монтировками. Ломали на глазах у хозяина и вызванного наряда милиции.
- Я держался до последнего, - тягуче, нараспев говорил Али, - надоело бегать. Намаз совершал пять раз в день, просил заступничества у Аллаха. Мы же с киргизами единоверцы, мусульмане. Меня на работе мастер-киргиз предупредил: "Бегите, ночью вас жечь будут..." У него сын, студент пединститута, с волками из "Ош аймагы" связан. Решил я принять смерть. Встретить сволочей и хоть одному перегрызть глотку зубами. Из-за детей ушел. Кто о них позаботится? Опять все бросили, некогда было собираться. Мастер о погроме перед концом смены сказал. Вроде и совесть чиста, и свои не заподозрят!
К костру подошел Голубев.
- Можно, я с вами посижу? - спросил он у женщин, а не у командира.
- Василий, ты чего полуночничаешь? - удивился Святой и подвинулся. - Не выспишься...
- Вас долго не было, забеспокоился! - У сержанта на плече висел автомат, и сыновья Али, как все мальчишки, безотрывно глазели на оружие.
- Уважают вас солдаты, командир! - отметил мужчина. - Беспокоятся, ишь ты! Моему старшему через год идти служить.
- Я тебя не оставлю! - воскликнул черноволосый юноша.
Отец с умилением посмотрел на первенца.
- Жеребенок! Брыкается! Мальчик, а уже волосы седые мать заметила. Знаете, как лошади своих жеребят от волков отбивают? Становятся кругом, мордами внутрь, а задними ногами наружу и бьют волка копытами, жеребят мордами придерживают, закрывают им глаза, чтобы серого не испугались. Отгонят волка, тумаков навешают, и самый сильный конь гонит его, пока не затопчет. К чему это я? - растерянно вымолвил Али. - Не справиться мне с волками...
- Брось, папаша! Мы эту сволоту к ногтю прижмем. Аж сок из них брызнет, - рассек кулаком воздух Голубев. - Стаю одну уже погоняли маленько с товарищем лейтенантом и ребятами.
Мужчина помолчал. Видимо, он собирался с мыслями, чтобы сказать что-то важное.
- До вожаков, матерых волков, вам не добраться, парень, - наконец произнес он с расстановкой. - Они людей стравливают, кровопусканием занимаются! Дурачье с дубинами их приказы выполняет! Я человек темный, необразованный, университетов не кончал, но, по моему разумению, Москва слабину дала, вот местные начальнички и зашевелились, унюхали, что всю власть к рукам прибрать можно.
Надо только науськать молодняк неопытный, указать им врагов, резню устроить, а потом всем сказать: "Видите, что без хозяина делается. Аида к нам под крыло!" В России, может, и по-другому, а у нас вот так...
С Али Святой проговорил до утра. У жены Кучаева одолжил бутылку водки, приказал Голубеву принести три картонных ящика с сухпаем и расчистить место в казарме для женщин и детей.
Утром турки засобирались в дорогу, но по рации пришло сообщение о волнениях в Узгене. К тому же у крошечной годовалой дочери Али поднялась температура.
Кучаев равнодушно согласился с тем, что беженцев надо оставить, пока все более или менее не утрясется и не выздоровеет ребенок. Лейтенант заявил:
- По фигу мне все! И склады эти, и армия, и.., и все вообще!
Присутствовавший при сем Голубев меланхолично отметил:
- Жена не дала! Страдает мужик!
Сержант взял под свою опеку больную девочку. Принес матери баночку барсучьего жира, присланную отцом-охотником, собственноручно растер тело ребенка и раздобыл у жены Кучаева пачку дефицитного, как и все лекарства, аспирина.
- К дембелю, Васька, вторую профессию освоишь - врач-педиатр! дружелюбно подначивали солдаты своего отделенного.
Дети привязались к добродушному уральскому парню.
Василий был старшим в многодетной семье и с малолетства привык нянчиться с сестренками.
- Дядя Вася! Моя кукла капризничает! - бегала за сержантом шестилетняя турчанка с именем тургеневской героини Ася. - Накажи ее.
Голубев сажал ребенка на плечи и носился среди угрюмой военной техники.
Сам Сулейманов строго выполнял поставленные условия: не приближаться к бункерам и поменьше ходить по территории складов. Он и его сыновья часами просиживали на пятачке у въездных ворот, кипятя на костре чай и переговариваясь о чем-то своем.
- Идти надо, а куда - не знаю! - жаловался он Святому. - В Чуйской долине есть кишлаки турок-месхетинцев.
Можно к ним податься. Но опять же нехорошее место.
- Почему?
- Конопля, мак опиумный... Народ там очумевший. - Али переходил на шепот:
- Наши тоже опиумом приторговывают. У каждого плантация есть, иначе не прожить... Вылечится дочь, поведу своих в долину. На колени встану перед Мамедом, пусть участок выделит, денег на жизнь даст. Все отработаю, до единой копейки...
- А кто это Мамед?
- Авторитет! Ему все мак сдают!
- Пахан долины? Не дури, Али. Не связывайся с наркотиками, - убеждал его Святой. - Руки есть. Перебирайся в Россию. Будешь жить как человек.
- Нет, командир. Считай, пятьдесят лет честно жил.