То, что Грааль предстает в виде потира лишь в конце мессы, подтверждает тот факт, что изначально он не мог иметь форму потира.
Описывая Грааль в виде чаши или блюда, автор «Истории Святого Грааля» следует за Робером де Вороном и использует слово «блюдо» («escuele» — от латинского «scutellа»); но когда мы обращаемся к тексту цикла «Ланселот-Грааля», появляется «сосуд» («vaissel»), о котором сказано, что он имеет форму потира. Это отличие объясняется скорее всего различным генезисом этих двух романов, восходящих к различным первоисточникам. Что касается «Истории Святого Грааля», то он, как уже говорилось, принадлежит к числу довольно поздних романов, в то время как цикл «Ланселот-Грааля» близок по времени создания к «Перлесво», в котором также отмечается колебание между блюдом и потиром. В кульминационной сцене «Поисков Святого Грааля» (цикл «Ланселот-Грааля»), когда Христос собственноручно удостаивает рыцарей причастия, автор использует не слово «vaissel» («сосуд»), но возвращается к прежней форме — «escuele» («блюдо»), давая при этом подробные разъяснения относительно Грааля и сообщая, что он как раз и являлся тем «блюдом, из которого в дни Пасхи Иисус Христос со Своими учениками вкушали агнца». Данный эпизод не оставляет сомнений в том, что содержимым Грааля является отнюдь не причастное вино, но гостия (облатки — Плоть Господня). Мы совершили полный круг и вернулись к версии Кретьена: в Граале находится гостия. Словом, даже если Грааль способен становиться «то потиром, то дискосом, то дароносицей», он всегда сохраняет сокровенную связь с евхаристическим сосудом.
Итак, Грааль ассоциируется с религиозными обрядами, но какова его роль в богослужении? «В повести о Граале» Кретьена, как уже было сказано выше, Грааль выступает в качестве временного хранилища для уже освященной гостии. Сначала его роль оставалась не вполне ясной, но затем он становится неотъемлемой частью мессы и центром посвященного ему богослужения. В «Перлесво» Гавейн неожиданно для самого себя оказывается очевидцем «службы в честь Святого Грааля» и только затем описывается сам Грааль. В романах Грааль всегда сохраняет связь с часовней в замке Короля-Рыбака; даже появляясь во время роскошной трапезы, Грааль оказывается вынесенным из часовни, граничащей с залом. Кроме того, он не является реликвией, хранимой в особом Ковчеге и извлекаемой из него по воле людей, желающих совершить богослужение: Грааль приходит и перемещается по собственной воле — лишь один раз, когда Гавейн видит Грааль в зале, его несет дева. Кроме того, эпизод с сонмом ангелов создает особое литургическое настроение. Нечто подобное происходит и в цикле «Ланселот-Грааля», включающем в себя сцены, напоминающие литургию: ночной визит Борса к Граалю ознаменовался прежде всего появлением несущего копье «белокурого юноши в одеянии, похожем на облачение священника, но без его риз». Затем появился Грааль: «На серебряном столе пребывал Святой Грааль, покрытый белой парчой, а перед столом в коленопреклоненной позе склонился человек в епископском облачении».
Подобные намеки на литургию в честь Грааля предшествуют кульминационному моменту «Поисков Святого Грааля», когда в последний раз в Корбенике (как называется замок Грааля в романах «Вульгаты» и у Мэлори) появляется Грааль, а затем звучат в заключительной сцене романа, разворачивающейся в «духовном дворце» в стране Саррас[111]
. Как и следовало ожидать, все эти вполне оформившиеся образы были намечены в «Истории Святого Грааля». Иосиф облачился в ризы и предстал перед Святым Сосудом, чтобы «по своему обыкновению» отслужить мессу; и это свершилось прежде, чем король Мордрен потерял зрение вследствие того, что устремил взор внутрь Грааля. В конце же «Истории» король Альфасан видит «Святой Сосуд, пребывающий на серебряном столе, а перед ним неизвестного человека, который, похоже, являл собой священника, произносящего молитвословия во время мессы».