Святой Грааль. Во власти священной тайны

Духовное присутствие Христа среди Своих последователей и стало тем вероисповедным постулатом, вокруг которого сосредоточена евхаристия. Постепенно сложилось учение о том, что это — не просто некий духовный, умозрительный феномен, а реальный, вполне материальный факт. Хлеб и вино, которые поначалу были символами Христа, трансформировались для верующих в реальные тело и кровь Христа. Это учение, распространявшееся поначалу в среде богословов Восточной церкви, попало на запад в IV в. благодаря писаниям св. Амвросия Медиоланского[147]. Первоначальный мистический импульс в последующие века сделался темой ожесточенных богословских дебатов, несмотря на то что сама формальная сторона мессы по-прежнему продолжала собирать общины верующих вокруг объекта поклонения.

Первое официальное изложение учения Церкви об этом аспекте евхаристии относится ко временам Карла Лысого, внука Карла Великого[148]

. Именно тогда двое монахов бенедиктинского[149] аббатства в Корби, неподалеку от Амьена в северо-восточной Франции, написали рассуждения-трактаты о евхаристии. Одним из них был сам аббат, Пасхазий Ратберт[150]

, который решительно отстаивал тезис о реальном присутствии Христа в Святых Дарах. Один из монахов того же аббатства, Ратрамн[151], придерживался принципиально иной точки зрения, не проводя никаких параллелей между хлебом и вином, употребляемыми во время церемонии, и телом и кровью Христа. Столь различные воззрения вполне можно считать взаимоисключающими, но тогда, в IX в., это не являлось предметом напряженных богословских споров. Обе эти точки зрения считались допустимыми в русле тогдашнего учения Церкви, и это можно считать явным недосмотром, поскольку нам хорошо известно, как богословы последующих веков развили аргументы, впервые сформулированные в этих трактатах.

Однако многообразие мнений способно привести к ереси, и Пасхазий сам говорит о еретиках, несогласных с его воззрениями. Светские властители были не меньше самих церковников озабочены сохранением единообразия, и то, что совсем недавно было темой для дискуссии в научных кругах, очень скоро сделалось своего рода испытанием на ортодоксальность и правоту веры — ту самую ортодоксальность, упрочить которую всемерно стремились и Церковь, и государственная власть. В том же IX в. выдающийся философ и богослов Иоанн Скот Эригена[152]

был обвинен архиепископом Реймсским в распространении воззрений, противоречащих учению Церкви, в частности — о том, что Святые Дары, возлагаемые на алтарь, — это всего лишь воспоминание об истинном теле и крови Христа, тогда как более радикально настроенный монах по имени Готшальк[153] доказывал, что, если бы физическое присутствие Христа в Святых Дарах действительно имело место, Его почитатели совершали бы ритуал, граничащий с каннибализмом.

Этот вопрос мог бы так и остаться темным богословским аспектом, если бы он не затрагивал притязаний Церкви совершать евхаристию в знак утверждения своей власти. Тогда в лоне Церкви назревала тенденция к созданию нового властного института во главе с папой римским, укреплявшегося за счет принижения роли местных общин. Месса более не являлась простым собранием верующих в единой молитве; она превратилась в ритуал, священнодействие, совершать которое был полномочен только священник, рукоположенный епископом, который, в свою очередь, принимал посвящение от самого папы. Посвящение представляло собой акт передачи священной власти, дарованной апостолу Петру Самим Христом, и было исключительной прерогативой иерархов Церкви. Только они имели право проявлять эту власть, и верующим оставалось лишь надеяться заслужить прощение и спасение путем исполнения обрядов и таинств, одобренных Церковью и совершаемых священнослужителями.

Этот процесс замены местных обрядов и местных же богословских воззрений централизованным и унифицированным вероучением и практикой был осуществлен при Карле Великом параллельно с политической унификацией Европы.

Правители франков рассматривали содействие единению Церкви как важный элемент создания государства имперского типа; по словам одного исследователя, «литургия явилась одним из наиболее важных компонентов формирования франкского общества». Папство в X–XI вв. провело собственную реформацию и реорганизацию, в результате чего его статус заметно повысился. Папы стали выдвигать притязания на универсальную, «вселенскую» юрисдикцию. Наиболее радикальные сторонники универсализма прав папы настаивали, что папа является верховным повелителем (сюзереном) всех светских монархов и правителей. Это даже на локальном уровне повлекло за собой радикальные изменения: церкви, бывшие прежде фактически собственностью местных феодалов, основавших их, теперь стали приходскими церквями, то есть составной частью христианского миропорядка, предусматривавшего создание централизованной административной системы, охватывавшей весь западный христианский мир.

Евхаристия как драма