Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

Первое и главное свидетельство о символе св. Григория дает св. Григорий Нисский. В слове о жизни св. Григория Чудотворца он, как уже было сказано, сообщает, что св. Григорий, принужденный взять на себя бремя епископства, по совершении над ним всех узаконенных священнодействий, испросил у назначившего ему священство — епископа амасийского Федима малое время для уразумения в точности таинства веры и более не нашел нужным обращаться, как говорит апостол (Гал. 1. 26), к плоти и крови,

но свыше просил себе откровения тайн и не прежде осмелился проповедывать слово, как некоторым явлением открыта была ему истина: однажды, когда св. Григорий целую ночь размышлял о предмете веры, явившийся Евангелист Иоанн Богослов, по просьбе Матери Господа, в стройных и кратких словах изрек юному епископу тайну веры. Св. Григорий это божественное учение заключил в письмена, по нему после проповедывал в церкви и оставил это богодарованное учение, как некое наследие потомкам; „этим учением, — говорит Григорий Нисский, — доныне тайноводствуется тот народ“(μυσταγωγείται μέχρι του νυν ό εκείνος λαός), т. е. неокесарийская церковь“. Сообщивши текст этого „тайноводственного учения“, Григорий Нисский присоединяет: „а кто желает убедиться в этом, пусть послушает церковь, в которой он проповедывал: еще и до ныне у них сохраняются самые начертания той блаженной руки (παρ’ οίς αυτά χαράγματα τής μακαρίας εκείνης χειρός είς ετι καί νυν διασωζεται) 

[341]

. Что касается термина μυσταγωγείται, ΤΟ смысл его не может быть определен точно; но по всему ходу речи Григория Нисского о значении символа св. Григория Чудотворца для неокесарийской церкви можно заключать, что это изложение веры было здесь в богослужебном употреблении: вероятно, оно было крещальным символом [342].

Ho как бы то ни было, тем значением, какое имел символ для неокесарийской церкви, обеспечивалось и сохранение предания о происхождении символа, и буквальное воспроизведение текста его в последующее время. Св. Григорий Нисский выразительно подчеркивает, что неокесарийская церковь обладала и самым автографом св. Григория. Нельзя допустить какой-нибудь ошибки в этом свидетельстве, так как Григорий Нисский говорит об этом не мимоходом, а после нарочитого приглашения желающих убедиться в истинности того, что он перед этим сообщил относительно символа. Невозможно признать вероятным и такого предположения, будто неокесарийцы стали очень древний экземпляр символа рассматривать, как его автограф: для такого смешения и времени от смерти св. Григория до Григория Нисского прошло еще не очень много, и кроме того, решительным препятствием для него и, напротив, надежным ручательством за сохранение собственноручной записи символа св. Григорием служило и то благоговейное почитание у населения понтийской церкви и у преемников памяти основателя неокесарийской церкви первого ее епископа и всего связанного с его именем, о котором свидетельствует св. Василий Великий, когда пишет: „еще и теперь великое изумление пред ним (св. Григорием Чудотворцем) у туземцев и новая и всегда свежая память в церквах продолжает жить, не ослабляемая никаким временем. Поэтому в тамошней церкви не прибавляли ни действия какого-либо, ни слова, ни какого либо таинственного образа сверх того, какой он оставил им; по этой причине многое из совершаемого у них кажется недостаточным при давности установления, ибо по преемству управлявшие церквами не соглашались ничего принять в дополнение“ [343]. Столь ясное свидетельство Григория Нисского основывается, несомненно, на близком знакомстве его с делами неокесарийской церкви чрез надежное семейное предание и чрез личное знакомство его, для которого он имел достаточно случаев и поводов; поэтому в своей сущности свидетельство Григория Нисского есть свидетельство неокесарийской церкви.