Святой Михал

Депутат и шофер тоже были в восторге. Даже само это место казалось созданным для отдыха. Отгороженное густой живой изгородью из боярышника и сирени, оно было скрыто от любопытных глаз. Конец сада переходил в луг, а дальше шли виноградники. Сочная молодая листва, свежевскопанные грядки создавали впечатление, будто ты и впрямь находишься на лоне природы. И при всем этом кухня с ее соблазнительными запахами была совсем рядом.

Вилем откашлялся.

— Ну что ж, не будем мешкать, поскольку у товарища депутата мало времени. Итак, начнем!

Учитель принялся разливать вино. Альбинка исчезла на кухне.

Когда осушили первый стакан, депутат причмокнул языком, зажмурился и понимающе улыбнулся.

— Да-а, — протянул шофер. — После такого вина и козел запоет соловьем.

— Жаль, что с нами нет нашего председателя. Он вынужден был уехать по неотложному делу, — заметил Касицкий.

— Да, жаль, — согласился депутат. — Я много слышал о нем. И с удовольствием потолковал бы с ним.

Учитель снова стал наливать вино, ему помогал Эда.

Потом появилась Альбинка. Проворно, но степенно она носила полные блюда. Глаза ее сияли. Она, так же как Альбин, любила принимать гостей.

— Давайте сперва отведаем горячих закусок, — предложил Вилем с загадочным видом.

На блюдах лежали маленькие карпы, зажаренные в сливочном масле с тмином и луком, нарезанным тоненькими колечками. Запахло блинчиками с начинкой из жареных сморчков — тех диковинных грибов, которые появляются весной как будто специально для того, чтобы щекотать обоняние и возбуждать аппетит. Ими же были начинены и карпы. Утром Альбин вывел школьников на прогулку. Они облазили все межи и берега речки. Блинчики с жареными грибками были «фирменным» блюдом Альбина. Он пек их вместе с женой и при этом каждый раз изобретал что-то новое.

Приступили к еде. Все было очень вкусно, и настроение заметно поднялось. Произошла только небольшая накладка. Эда заявил, что блинчики с такой начинкой — это хорошо, но, если бы их еще запанировали и поджарили, как шницель, было бы вообще бесподобно.

— Помните, мы так подавали их, когда приезжал секретарь обкома? — сказал он.

Альбин обиделся: он с самого утра не присел — столько было работы! Да и на собрании надо было присутствовать — разве успеешь все сделать?

— Ну как же! — ответил он с досадой. — Но дело в том, что еще, кроме блинчиков, подают на стол.

— Альбин прав, — вмешался в спор Вилем. — Я думаю, вы не отказались бы от собственноручно зажаренного на вертеле барашка, — обратился он к депутату. — Барашек совсем молоденький, и это не займет много времени. Давай, Эда!

— Барашка на вертеле я еще никогда не зажаривал, — признался депутат и удивленно огляделся.

Тем временем Эда присел на корточки перед стеной зеленого кустарника, и вскоре там заплясало пламя небольшого костра. Костер потрескивал, и, по мере того как он разгорался, в нем стали видны уложенные пирамидкой поленца. Альбин принес выпотрошенного барашка; он был уже посолен, поперчен и насажен на вертел.

Депутат решительно встал, подтянул брюки и, подойдя к костру, взялся за работу. Он поворачивал вертел и время от времени подкреплялся вином: бутылка стояла у его ног. Эда, присев на корточки, по мере надобности подбрасывал в костер поленца. Он терпеливо следил за вертелом, готовый в любую минуту помочь гостю, если тот вдруг утомится. Оба вдыхали в себя первый, пока едва уловимый запах жареного мяса.

На лице депутата появилось трогательно-блаженное выражение. Он был счастлив. И вот, когда его спокойное и радостное благодушие, казалось, достигло предела, из-за зарослей бузины раздались напевные звуки цыганской скрипки. Это Керекеш заиграл песню «Сидит сокол на клене». В вечерней тишине задушевная мелодия звучала особенно проникновенно. Все притихли и смотрели на гостя.

Тот замер, удивленно прислушиваясь. Заглянул в глаза Вилема, осмотрелся вокруг. Губы его беззвучно зашевелились. Он был растроган до глубины души, растроган и умилен.

— Да ведь это моя самая любимая песня. Поразительно! — воскликнул он простодушно.

Ему виделось в этом какое-то знамение, удивительное родство душ. Он и предположить не мог, что выведать разными способами и гораздо более важные сведения было для Вилема сущим пустяком.

Кусты раздвинулись, и из темноты появился сияющий Адам. Он придерживал ветки, чтобы Керекеш мог пройти сквозь заросли. Скрипка не умолкала ни на минуту. Она пела то ликующе-радостно, то печально, то тихо журчала, как родничок, то голос ее, казалось, разносился по вселенной. Даже звезды трепетали, слушая ее. Это, бесспорно, был гвоздь программы.

Депутат налил Адаму и Керекешу вина из своей бутылки. Альбин пригласил их к столу, чтобы они малость подкрепились.