Святой Михал

Секретарь пристально вглядывался в лицо Вилема. Он вдруг почувствовал, что он обманут, оказался в дураках. Его словно обокрали, да еще и опозорили. Он возмутился.

Вилем хоть и заметил признаки опасности, но не сумел вовремя отступить с занятой позиции. Да и не понял, почему изменилось настроение секретаря. И узнать причину этого, естественно, не мог, поскольку ни сном ни духом не ведал, что сделал для них секретарь.

— Вот… — сказал он нерешительно. — Вот я и думал…

— Вон! — рассвирепев, закричал секретарь.

Он подскочил к двери и открыл ее.

— Ступай прочь! — громко, с неподдельным гневом крикнул он.

Вилема как ветром сдуло.

Все Поречье долго толковало о «чуде». Вслед за тем на Вилема одна за другой свалились новые неприятности; он окончательно упал в глазах односельчан. Не прошло и недели, как кооператив развалился.

И все же в истории с навесом намерения Вилема были самые честные и добрые. Ведь он действительно готов был на все ради кооператива. Но что бы он ни делал, невезенье преследовало его. Что бы он ни затевал, все шло прахом. Короче говоря, он был жалкий, достойный презрения неудачник. Сам он мог объяснить это только тем, что, когда он появился на свет, вокруг кровати, должно быть, бегала черная кошка.

33

В таком состоянии — с повязанной мокрым полотенцем головой — и застал его Михал. Вилем сидел, тупо уставившись в одну точку.

Когда он вошел, Вилем долго глядел на него, словно на привидение, — он не слышал шагов. Потом жалкое выражение его измученного лица сменилось растерянностью, похожей почти на страх.

Он хотел было сдернуть с головы полотенце, но сообразил, что Михал все равно уже видел его. Руку с мокрым полотенцем он бессильно уронил на бумаги, которыми был завален стол.

— Что с тобой? — спросил Михал.

— Голова разламывается от этих окаянных бумаг, — ответил Вилем.

Он пытался скрыть от Михала истинную причину своего тягостного состояния — ведь он едва не плакал.

— И я их не жалую, — поддержал его Михал. — Порою у меня от них тоже голова идет кругом.

Покрасневшие глаза Вилема испытующе смотрели на председателя кооператива.

Михал держался по-дружески, так, будто в Поречье ничего и не произошло. Он понимал, что все уже решено, что Вилем побежден и у них с Касицким свободное поле деятельности. Угрызений совести за происшедшее он не испытывал. Напротив, это его даже немного позабавило. О том, кто был первопричиной такой невероятной предвыборной сумятицы, он узнал совершенно случайно и вначале даже не поверил этому. Катарина ничего ему не сказала; только по ее намекам да и по многозначительным и загадочным улыбкам он догадался, что она приложила руку к этому делу. Михал предоставил событиям развиваться своим ходом. В то же время он сознавал, что заходить слишком далеко в истории с Вилемом и Бедой Сайлером было бы неразумно. Ему вспоминался эпизод с автобусом павловицких экскурсантов, которые явились в Поречье и приняли участие в голосовании, и по телу его пробегал легкий озноб. Теперь Михал был уверен, что в селе у него крепкая опора. И ему хотелось поскорее взяться за осуществление своих давних планов. Михал был убежден, что для пользы дела необходимо запрячь в них и Вилема.

— Шел мимо и решил заглянуть к тебе, — сказал Михал, — Как обстоит дело со списком избирателей? Все в порядке?

— Да, — хмуро подтвердил Вилем, все еще сам не свой. — С этим все в порядке.

— Гм… Но меня, Вилем, беспокоит еще один вопрос. Как ты думаешь, в Гавае угомонились? Не учинят там никаких безобразий? — Михал поглядел на заросшее, диковатое лицо Вилема. — Было бы хорошо, чтобы председателем остался Касицкий, вообще, чтобы все осталось по-старому. Из списка кандидатов никого не следовало бы вычеркивать. По-моему, список такой, как надо!

Вилем внимательно слушал Михала. Временами у него от волнения перехватывало дыхание. «Что у Михала на уме? Ведь он прекрасно знает, что гавайские избиратели не решат исхода выборов, если их не поддержат в Поречье. Так что же он?..»

— Нам надо сделать все, чтобы в бюллетенях вообще никого не вычеркивали, — продолжал Михал. — Это необходимо в интересах всего села.

Он хорошо знал, чего добивается.

А до Вилема так и не доходило: ведь Михал мог бы теперь раздавить его, почему же он этого не делает?

У него еще не было уверенности, правильно ли он понял председателя. Он бросил на Михала испытующий взгляд — хотелось по выражению его лица узнать, не ошибся ли он, но никакого недоброжелательства не заметил. И тогда, несмотря на тревогу, в душе Вилема затеплилась неясная надежда.

— Что касается Керекеша, то это была превосходная идея, — сказал Михал. — Мы будем иметь на них больше влияния, если выберем их представителя в национальный комитет.

У Вилема отлегло от сердца, хотя настороженность не покидала его.

— Как раз это я и имел в виду. Ведь нам то и дело приходится там что-то улаживать, утрясать, — осторожно заметил он, желая подчеркнуть и свое участие в делах кооператива. — Как вот теперь, с выборами.

— Так они не будут вычеркивать? — спросил Михал.