Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

Так, в 1900 г. о. Алексей Златоустов из Покровского уезда сообщил пастырю, что из Кронштадта к ним приехали три женщины, проповедующие, что о. Иоанн — единственный истинный, законный пастырь в России (к тому же бессмертный) и что, следовательно, нужно молиться ему и его изображениям; что деньги — печать Антихриста и что люди должны бросить работу, раздать сбережения и поехать в Кронштадт исповедоваться. Молодой и неопытный о. Алексей просил батюшку письменно ответить на наиболее спорные вопросы, «дабы вовремя нам успокоить взволнованных»^{688}. Другие священники сообщали, что их прихожане относились к о. Иоанну как к Господу, воссиявшему во славе, цитируя Евангелие от Иоанна («Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн», Иоанн 1:6), и, подобно многим сектантам, объявляли брак прелюбодеянием

^{689}.

Просьба Златоустова заставляет задуматься. Неудивительно, что крестьяне, солдаты и миряне спрашивали о. Иоанна в своих письмах: «Про книгонош объясните называющие себя вашими учениками нездраво толкуют Евангилие, учут людей не праведно. Называют вас богом говорют что нужно оставить брачною жизнь раздать все имение и следувать за Христом»^{690}

. Однако тот факт, что и священники серьезно задавались теми же вопросами, показывает, до какой степени о. Иоанн изменил традиционные представления. Он преобразовал совершение таинств; он сохранял девственность в браке (что многие иоанниты использовали как аргумент в пользу полного целомудрия). Его проповеди становились все более апокалиптическими; такой человек вполне мог разослать повсюду своих учеников. Поэтому для православных священников важно было понять, получили ли странники благословение о. Иоанна. Ограничивались ли странствующие ораторы проповедями скорого конца света или же указывали на конкретного мирянина как на источник спасения — в любом случае их незамедлительно следовало признать сектантами. Однако поскольку они связывали себя с именем о. Иоанна, многие священники пока колебались^{691}.

Был и дополнительный фактор, усложнявший положение священников. Они являлись хранителями православия на местах и были ответственны за сохранение истинных молитв и истинной веры среди своей паствы. Им приходилось держать ответ не только перед Господом и прихожанами, но и перед церковным начальством. Прежде чем докладывать начальству, священники, вероятно, стремились исчерпать все остальные возможности и твердо во всем убедиться. В случае с иоаннитами следующей инстанцией после самого о. Иоанна были местные епархиальные журналы, служившие своего рода центрами обмена информацией по самым запутанным проблемам, с которыми сталкивались священники^{692}

. Благодаря таким статьям, как «Новые обожатели о. Иоанна Кронштадтского в Донской области», священники по всей России узнали о существовании этих «новых обожателей» — и помогли классифицировать этот феномен. Именно в журнальных статьях характеристики иоаннитов были впервые сведены воедино в попытке определить их место в существующей типологии религиозных групп^{693}.

Не менее решающим был здесь и недвусмысленный ответ самого о. Иоанна. И хотя позднее критики высказывали мнение, что он будто бы почти не пытался отмежеваться от грубой лести, необходимо подчеркнуть, что батюшка выразил свое мнение о так называемых обожателях не менее решительно, чем остальное духовенство, без обиняков. Обвинения критиков не подтверждаются данными источников^{694}. О. Иоанн не только совершал поездки с целью разоблачения таких почитателей, но и писал инвективы в адрес пока не известных смутьянов. Его поведение было ответом одновременно и иерархам, и мирянам. Один из первых подобных примеров приходится на 1895 г., когда Св. Синод переслал батюшке донесение епископа Костромского и Галицкого Виссариона о том, что во вверенной ему епархии крестьянка по имени Пелагия Васильевна Кабанова держит изображения о. Иоанна в своем киоте так, что они закрывают иконы; она молится на него, как на Иисуса. Когда ей пригрозили арестом, она сказала, что готова все вынести за своего Спасителя. Синод настоятельно предписывал о. Иоанну «вразумить Кабанову». Пастырь попытался сделать это в подробном письме от 12 марта 1895 г.: