Святой нимб и терновый венец

Сменить свою обувь на папские красные сапожки Антонио категорически отказался даже после того, как я перетряс их и запустил внутрь руку.

Я с поклоном протянул Антонио белую шапочку, и он водрузил ее себе на голову. В папском наряде мой брат выглядел чрезвычайно импозантно, и на глаза у меня навернулись слезы. Заметив их, папа Лев, отпустив мановением руки портного, сказал:

– Фелиппе, я сдержу свое обещание: с этой секунды ты – мой личный секретарь! Не пройдет и полугода, как ты станешь епископом. Ты требуешься мне в Ватикане, брат, вместе мы перетрясем ватиканский курятник. И в первую очередь ты займешься расследованием трех убийств на конклаве. Я хочу, чтобы безумец, который их совершил, был обезврежен, и как можно скорее!

– Твоя воля, святой отец, для меня закон, – смиренно произнес я.

Когда Антонио показался в облачении верховного пастыря, по Сикстинской капелле прокатился вздох облегчения. Папа Лев подошел к алтарю, где стоял трон, внимательно осмотрел сиденье, но опуститься на него так и не решился. К моему брату по очереди подходили кардиналы, поздравляли его с избранием и клялись в вечной верности. Я не мог отделаться от ощущения, что один из тех, кого обнимает мой брат, предатель похуже Иуды.

И вот настало время покинуть Сикстинскую капеллу. Конклав, названный позднее «смертоносным» и «кровавым», наконец-то, к всеобщей радости, завершился. В двадцать часов семнадцать минут на балконе собора Святого Петра, выходящем на площадь, возник протодьякон кардинальской коллегии, чилийский кардинал Хуан-Теренцио Чурро Дуартес. Узрев его, те двести пятьдесят тысяч, что заполняли площадь, взревели от радости.

Кардинал произнес в микрофон:

– Annuntio vobis gaudium magnum – habemus Papam! Eminentissimum ac Reverendissimum Dominum, Dominum Antonio...[10]

Заслышав имя, народ заволновался – кардиналов по имени Антонио имелось четыре.

– Sanctae Romanae Ecclesiae Cardinalem...[11] – Выдержал драматическую паузу и добавил: – Della Cianza![12]

Толпа загудела пуще прежнего: Антонио был популярен среди римлян, достаточно часто появлялся в ток-шоу на телевидении и давал интервью газетам.

– Qui sibi imposuit Nomen Leo XIV![13]

Крики (Leo! Leo! Leo!) усилились, когда на балконе возник мой брат. Он приветливо помахал собравшимся, произнес короткую речь, в которой поблагодарил кардиналов, избравших его папой, и вознес хвалы Святому Духу.

Я находился среди прочих кардиналов на подступах к балкону и наблюдал за происходящим по небольшому телевизору с выключенным звуком. Антонио с каждой секундой все больше вживался в новую роль, которую ему придется исполнять до последнего вздоха, – роль папы римского. И, надо признать, играл он ее как по наитию.

Папа Лев покинул балкон, сопровождаемый свитой. Все искали близости нового понтифика. Антонио, завидев меня, окликнул:

– Фелиппе, я желаю переговорить с тобой. С глазу на глаз! Сопровождай меня в папские покои! – И добавил для многочисленных свидетелей, как предупреждение: – Речь пойдет о расследовании убийств. Я верю, что ты найдешь виновного!

Старший комиссар Элька Шрепп

– Я к профессору Эдвардсу, – произнесла немецкая комиссарша и решительным шагом направилась мимо секретарши, сидевшей в приемной, к заветной двери.

Дама, мирно говорившая по телефону, подпрыгнула и, как львица, ринулась на защиту святая святых. На редкость неприятная особа, подумала комиссарша, – увядшая кожа, волосы цвета соли и перца, пестрый наряд из восьмидесятых годов и желтоватые зубы. Элька заметила на ее пальце обручальное кольцо и удивилась: не повезло же тому, с кем она состоит в браке, – она на такую лично ни за что бы не польстилась. Преградив Эльке путь, секретарша, расставив руки, безапелляционным тоном заявила:

– Профессора для вас нет! То есть его вообще нет!

Комиссарша усмехнулась:

– Так его нет вообще или только для меня?

...После ошеломительной ночи на квартире профессора Рональда Каррингтона и его сына и разоблачения тайн Туринской плащаницы под утро состоялось заседание «совета безопасности», в который входили оба Каррингтона, старший и младший, Виктория Сикорская, младший инспектор Луиджи Рацци и сама Элька.

Профессор упорно твердил, что знает, где искать сокровища тамплиеров, среди которых, как он был уверен, и находится Евангелие от Иисуса – ультимативное доказательство, которое, вкупе с признанием кардинала Морретти, вскроет козни Ватикана и донесет до людей правду об Иисусе, о том, что произошло две тысячи лет назад на Голгофе и позднее.

– Вы наивны, как дитя, профессор, – заявила Элька, чем рассмешила Джека и разъярила самого Рональда Каррингтона. – Предположим, вам удастся найти евангелие, написанное человеком по имени Иисус. И вы даже презентуете его на пресс-конференции. Но как вы докажете, что, во-первых, это не подделка, хотя бы и античная, и, во-вторых, что этот самозваный Иисус и Иисус исторический и библейский – одно и то же лицо?

Каррингтон, который (как и его сын) был импульсивен и не склонен к долгому планированию, заявил: