Святой праведный Феодор Ушаков. Изд. 5-е. 2010

Морская победа у Мордвинова не состоялась, «верный успех», который он обещал Потемкину, не получился. По-видимому, это в немалой степени повлияло на решение князя возвратить Мордвинова от действующего флота в Херсонское адмиралтейство, на лиман же был командирован Ф. Ф. Ушаков, который прибыл в Херсон в конце октября 1787 года. Однако Мордвинов постарался его быстро отправить обратно в Севастополь, командовать же лиманскими эскадрами стали довольно авантюрные и беспардонные храбрецы принц Нассау-Зиген и французско-американский корсар Поль Джонс.

Севастопольская эскадра зализывала свои раны. Особенно энергично действовал корабельный мастер Катасонов, проводя ремонт и усовершенствование кораблей. К лету армия Потемкина двинулась к Очакову, светлейший князь понимал его ключевое значение для всей системы обороны турок на юге. Туда же подошел и турецкий флот. После Чесменского поражения он отстроился, обновился и в начале 1788 года состоял из 20 линейных кораблей, более чем 20 фрегатов. Командующий капудан-паша Гасан был человеком хладнокровным, настойчивым и решительным.

В это время юг России захватила новая волна отечественного кораблестроения.

В Херсоне в 1788 году строились пять катеров и дубель-шлюпки. В имении Потемкина Мошны в Смелянском графстве также приступали к постройке плавбатарей и дубель-шлюпок. Вспомнился опыт азовских «новоизобретенных» кораблей, и Потемкин потребовал создать и для лимана легкие суда, «которые бы могли ходить отчасти в море, неся большие пушки и мортиры».

В это время разворачивал строительство запорожских лодок в Кременчуге будущий строитель Николаева промышленник и полковник Михаил Фалеев.

Фидониси, взошедшая звезда

Ушаков знал, что Потемкин засыпал Войновича требованиями выйти в море для решающей схватки с турецким флотом. Тот тянул, ссылался на недоделки, благо и корабельники говорили об этом… Катастрофу флота у Калиакрии, случившуюся в прошлом году, адмирал объяснил Потемкину дурными качествами своих судов. «Не было никаких недостатков в рачении, ни в усердии, ни в осторожности, ни в искусстве; а все произошло от слабости судов и снастей». И, уже осмелев, заявлял везде: «Хоть шторм прежестокий был, но если бы все крепко было и качество судов лучшее, все устояло бы». Однако чувствовал, что второй раз светлейший его не простит, не оправдает, и явно трусил, выискивал причины, чтобы оттянуть выход эскадры. Неуверенность передавалась экипажам, необстрелянным офицерам. И лишь Ушаков времени не терял, дни и ночи проводил на корабле — учил, учил, учил.

Особенно требователен был к канонирам, ко всем, кто с порохом и ядрами имел дело.

18 июня 1788 года Войнович решился. Осторожно вывел эскадру в море, последовал с ней к северо-западу, чтобы напасть на турецкий флот, находившийся у Очакова. В эскадре было два линейных корабля и десять фрегатов. Ушаков понимал, что фрегаты маломощны. В европейском флоте мало кто решился бы поставить их в линию против настоящих боевых линейных кораблей. Да еще шлейф малых шебек, корсарских судов, кирлимгачей сопровождал русскую эскадру. Кораблей вроде бы и немало, но ясно, что их огневая мощь скудна.

Ушаков возглавлял авангардию, за ним на «Преображении» (после конфузливого штормового погрома «Славу Екатерины» было приказано переименовать) граф Войнович. Он фактически передоверил командование и принятие решений Ушакову, приглашая того для совета.

1 июля Войнович пишет: «Любезный товарищ. Мне нужно было поговорить с вами. Пожалуйста, приезжай, если будет досуг. 20 линейных кораблей насчитал!»

Русская эскадра при неблагоприятном ветре проследовала в отдалении от Очакова и после Гаджибея у острова Фидониси увидела усиленный турецкий флот. 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и масса малых судов заставили Войновича уже просто взывать к Ушакову.

2 июля: «…Я думаю, друг мой, что ввечеру нам поворотить через контрмарш[8] к берегу. На сие согласимся после. Авось Бог даст ветру от берега и взять бы у него с наветра — так и сомнения бы не было. Тут только три корабля хорошо снабжены людьми; а прочее все у них сволочь. На абордаж у нас не возьмешь — люди хороши и подерутся шибко. Наши храбростью им не уступят. Сегодня, думаю, он не подойдет, ибо будет поздно, но завтра рано надобно быть готовым да и ночью осторожным. Если подойдет к тебе капудан-паша, сожги, батюшка, проклятого! Надобно нам поработать теперича и отделаться на один конец. Если будет тихо, посылай ко мне часто свои мнения и что предвидишь? Будь здоров и держи всех сомкнутых, авось избавимся».

Ушаков, однако, избавиться от боя не желал. Видя, что турки выстраивают линию боевых кораблей, прикинул в уме: у них 1110 орудий, у нас всего 550. Да и калибр наш меньше, металла в русские корабли турки будут посылать почти в три раза больше. По всем статьям — силе кораблей, мощи артиллерии — русская эскадра уступала противнику. В случае же абордажной схватки десять тысяч человек с турецких кораблей имели неоспоримое преимущество перед четырьмя тысячами человек русского экипажа.