— Стой, кто идет? — громко кричит начальник караула, невысокий лысый сержант с роскошной черной бородой, толстые мускулистые руки которого крепко сжимают короткую алебарду.
Лезвие угрожающе поблескивает в пламени факелов, оно чуть не в полтора локтя длиной, его еще называют «бычьим языком». Серьезное оружие, если умеешь им пользоваться, а сержант умеет, по глазам вижу. Ишь как набычился, крепыш плешивый. Пятеро верзил за спиной сержанта мигом введены в курс дела шустрым, как таракан, Пете, а потому они в живейшим интересом разглядывают незваного гостя, вернее, не столько меня, сколько корзину в моей руке.
— Возвращаю долг, господин лейтенант! — бодро рапортую я. — Первейшая обязанность солдата — выполнять данное товарищу слово!
— Что еще за долг? — морщит лоб сержант.
— Разрешите объяснить, господин де Камбре. — Пете подлетает к насупленному сержанту и шепчет ему что-то прямо в ухо, плотоядно улыбаясь.
Губы у Пете толстые и мясистые, зубы желтые, крупные, как у коня. Этот жулик и плут при игре в кости постоянно мошенничает. Два дня он втягивал лоха из новеньких в игру, пока я не решил, что настал момент проиграть. Разорил он меня сегодня на солидную сумму. Хорошо, что я не растерял полезных навыков, ловко срезав кошелек у одного из лейтенантов, а последней моей ставкой в сегодняшней Игре было обещание праздничного ужина. Я открываю корзину и бодро докладываю:
— Жареный гусь, печеная рыба, свежий хлеб, масло в глиняном горшочке, свежий сыр...
— Это что такое? — хмурит мохнатые брови сержант, тыча пальцем в глиняный кувшин.
— Это, извольте видеть, для лучшего пищеварения.
— Граф Гладсдейл запретил пить вино во время осады! — Лицо сержанта темнеет, нижняя челюсть выезжает вперед, отчего господин де Камбре приобретает отчетливое сходство с рассерженным кабаном. Честный служака аж корчится от собственного чувства долга, не таков он, чтобы поддаться соблазну.
— С пьяных глаз ты можешь обнять не то что француза, но даже, прости меня Господи, шотландца, а потому приказываю убрать немедленно эту гадость! — рычит сержант.
— Господин сержант, — немедленно начинают ныть на разные голоса все шестеро стражей. — Да тут по глоточку всего-то и выйдет на каждого. Он же от чистого сердца, дубина. Последние деньги потратил, чтобы нам приятное сделать!
Это истинная правда. Все, что было в срезанном кошельке, до последнего салю, ушло на закупку скромной корзины. Как известно, в любой осажденной крепости за деньги можно достать все, что хочешь. Даже слона к тебе проведут, было бы желание. Только узнай, к кому обратиться, и дело в шляпе. Правда, на ту же сумму в любом парижском трактире я смог бы накормить целую роту, но стоит ли жалеть чужие деньги? Легко пришло, легко ушло.
— Простите дурака, господин сержант. Хотелось ведь как лучше, — бубню я себе под нос, свесив голову.
Я забираю свою корзинку — в кувшине при этом что-то громко булькает — и, развернувшись, бреду на выход. Пете тихонько стонет, лицо у него такое скорбное, будто пройдоха узнал, что на рассвете его повесят. Да и остальные солдаты помрачнели, глаза их недобро посверкивают.
— Чего это ты задумал, каналья? — вскрикивает сержант, и я с удовлетворением отмечаю, что он явно взволнован.
— Да для ребят заберу, в нашей батарее, — простодушно объясняю я. — Уж они-то не откажутся выпить за победу.
— Для ребят, — ехидно передразнивает сержант. — А ну, поставь на место, еще не хватало разлагать солдат его величества Генриха Шестого! — С сомнением оглядев своих орлов, которые мигом ожили и расцвели любящими улыбками, господин де Камбре бормочет: — Ну, разве что по маленькому глоточку, за нашу неминуемую победу.
Шустрый Пете, подхалимски улыбаясь, уже тащит две кружки, одну — персонально для начальника, и тут же громко добавляет:
— И за здоровье нашего августейшего монарха, Генриха Шестого Ланкастера!
Сержант решительно кивает, мол, наливай! Остальные, спохватившись, кидаются на поиски кружек. Я на цыпочках удаляюсь, но далеко не ухожу, поскольку дело еще не закончено. Через несколько минут я вновь навещаю горе-караульщиков и убеждаюсь в том, что старый трюк вновь срабатывает. Некий вонючий отвар, рецепт изготовления которого монахи-францисканцы вот уже три столетия держат в строжайшем секрете, в небольшом количестве подмешанный в вино, действует ничуть не хуже клофелина, растворенного в водке. Правда, я не собираюсь обчищать карманы дружно похрапывающей стражи, не для того старался. Забрав у сержанта большой бронзовый ключ, я снимаю с железной двери пудовый замок и, откинув засов, с усилием распахиваю дверь в пороховой погреб.
— Добро пожаловать, дорогой друг Робер, — бормочу я, быстро оглядываясь по сторонам. — Ага, это я удачно зашел!